Большая книга ужасов-60. Тьма из подвалов. Черная пустошь - Роман Волков

Внезапно он затормозил и встал как вкопанный, уставившись на синюю табличку с золотыми буквами, которая медными гвоздиками крепилась к той же самой двери из черного кожзама. «Сантехник». Парень толкнул дверь, уже не стараясь сохранять тишину или вообще как бы то ни было осторожничать. Беззвучно, как и в первый раз, дверь распахнулась, и на Андрея потекло невнятное бормотание из кромешной темноты. В первое мгновение парню даже показалось, что окружающая вибрация обрела голос, сложившись в этот непонятный, потрескивающий между неясными словами звук. Холодный пот прошиб Масляева с головы до пят, но в следующее мгновение он понял, что это то же самое, что он уже слышал (тремя часами ранее?!) в каморке Кузьмича. Только сейчас в комнате было беспросветно темно, пахло перегаром, ржавым металлом и машинным маслом.

Внутренне содрогаясь, Андрей пошарил по стене каморки и нащупал старый (советский еще, наверное) выключатель. Щелчок. В комнате загорелся свет. Все было так же, как парень видел и в первый раз, только теперь на столе не стояло посуды.

– Кузьмич, – негромко позвал Масляев, делая неуверенный шаг внутрь и по-птичьи вытягивая шею, чтобы рассмотреть – спит все еще сантехник на диване или… Но с его стратегической позиции рассмотреть это не удалось, так что Андрей был вынужден подойти к обеденному столу почти вплотную.

Диван был пуст.

В первую секунду парень не поверил своим глазам. Как же так? Куда Кузьмич мог деться? Нет, конечно, в этих катакомбах может быть и другой выход, но тогда ведь он должен был бы услышать какие-то звуки… Ну да, особенно если вспомнить, что голоса Романа в коридоре Масляев тоже не слышал, а эта комната, в которой он сейчас стоит, находится в противоположном коридоре. Надо отсюда убираться. Убираться и срочно искать Волкогонова, потом что… почему именно это надо делать, парень додумывать не стал, так как благородные мысли о спасении товарища постоянно прерывал настойчивый голос паники. Одному из этого подвала не выбраться. Одному ни за что не выбраться. Надо бежать.

Сдерживая поток быстро нарастающего ужаса, Андрей повернулся к двери лицом. Проем в обрамлении черных, тоже обитых кожзамом, наличников дверной коробки казался шире, чем был на самом деле. А непроглядная аспидная темнота по ту сторону производила впечатление нарисованной, плоской. Тряхнув головой, чтобы отогнать панические мысли (какая нарисованная? В коридоре просто темно. Темно? Но там же горела лампочка?…), Масляев набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, как его учил тренер по конькобежке. Успокоиться. Просто успокоиться. Тогда будет проще думать и можно будет здраво рассмотреть ситуацию.

На этой мысли в глазах у мальчика потемнело, потому что дверь перед ним тихо закрылась, а в замке с обратной стороны отчетливо щелкнул ключ. Если бы Андрей мог, он бы упал в обморок. И, наверное, для него самого это было бы наилучшим выходом, потому что парню показалось, что все волосы на теле встали дыбом, и вдохнуть, как он ни старался, не выходило. Подойдя на ватных ногах к закрытой двери, Масляев медленно и осторожно взялся за ручку, потянул дверь на себя. Он ожидал, что она не шелохнется, но все оказалось еще хуже. Все так же беззвучно дверь открылась без единого усилия. Парню даже показалось, что она сама следует за его рукой. Не он открывает дверь, а она зовет его внутрь, притворяясь, что его слушается.

Внезапно раздался громкий треск радиопомех, от которого Андрей подпрыгнул на месте и инстинктивно снова захлопнул дверь. Потом запикали сигналы точного времени и прямо над ухом оцепеневшего от животного ужаса подростка голос диктора громко и четко произнес:

– В Пензе полночь.

Рванув на себя дверь, Андрей бросился в темный коридор, собираясь бежать куда глаза глядят, лишь бы из этой проклятой комнаты. Но далеко убежать ему не удалось, он с размаху врезался в каменную стену и все-таки потерял сознание, растянувшись на полу каморки сантехника.

За дверью была старая кирпичная кладка, неаккуратно промазанная раствором. Судя по слою пыли и редкой паутине, свисавшей лохмотьями тут и там, а местами даже прилипавшей к внешней стороне двери и, собственно, табличке «Сантехник», стену сложили еще лет пятьдесят назад, если не семьдесят. Однако этих подробностей Масляев уже не увидел. В его глазах, закатившихся под полуприкрытые веки, царствовала абсолютная чернота. Радио еще раз что-то прошипело и умолкло. Свет в комнате погас.

Роман снова глянул на часы. Электронные цифры наконец-то показали, что с момента, как он отправился на разведку, прошли установленные десять минут. Кроме Надиной сережки, больше ничего интересного парню не встретилось. Непонятно, кто и зачем строил эти подвалы, но с мозгами у архитектора были явные нелады. Длиннющий коридор с единственной дверью в электрощитовую, конца-краю которому не было видно до сих пор, наводил на мысль, что проектировали его не для каких-то определенных целей, а из совершенно непонятной прихоти, маразма или сумасшествия. Оставалось надеяться, что Андрею повезло больше и его коридор оказался более информативным.

Сжимая в одной руке мобильник, а в другой драгоценное доказательство того, что именно по этому коридору военрук унес Надю, Роман на минуту замер, пристально всматриваясь вперед. Но никаких ориентиров, за которые можно было бы зацепиться взгляду, не просматривалось. Вдаль уходила все та же серая цементно-каменная кишка, тускло освещаемая одинаковыми лампочками. Вздохнув и чертыхнувшись про себя, парень быстрым шагом заспешил назад. Время шло, а они так и не продвинулись в своем расследовании. Судьба Нади Ушаковой, а вместе с ней и других ребят представлялась во все более мрачных красках.

От постоянной почти незаметной вибрации, которой исходила, казалось, каждая пылинка этого проклятого коридора, у Волкогонова ломило зубы. Не сильно, но очень неприятно, будто сотня малюсеньких бормашинок всверливалось в каждую кость челюстей. Сжимая и разжимая зубы, парень пытался нейтрализовать отвратительное воздействие, но становилось только хуже, словно с каждым усилием мышечные волокна и сосуды головы приобретали все большую чувствительность.

Незаметно для себя Роман перешел почти на бег. Было невнятное предчувствие, что, если добежать до места встречи (где уже будет Андрей и хорошие новости), боль пройдет и эта жуткая вибрация отступит. Но коридор почему-то все не заканчивался. Волкогонов уже несся изо всех сил, как никогда не бегал даже… Нет, он просто никогда так не бегал: легкие обжигало при каждом вдохе, в висках и ушах стучала басовыми барабанами кровь. Зато благодаря всему этому сводящие с ума ощущения в зубах притупились и даже отступили. «Да что происходит с расстоянием и временем, черт возьми?» – крутилось в голове парня. Но он бежал, не сбавляя скорости, до боли сжав в руке сережку хрупкой красивой девятиклассницы, которая где-то там, в недрах этих безумных катакомб ждала его помощи.

На площадку у лестницы Роман вылетел, как арбалетная стрела. Затормозить получилось, только упершись руками в противоположную стену. Опустив голову и закрыв глаза, он чуть ли не минуту пытался отдышаться. Когда легкие перестали гореть, парень выпрямился и осмотрелся. И оцепенел. Под противоположной стеной, как раз со стороны прохода, из которого Волкогонов выбежал, на полу распростерся Андрей Масляев. Ни звука, ни движения.