Он же капрал Вудсток - Овидий Горчаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ведь «Дуглас» американская машина? – с нажимом произнес капитан. – Ее конструктор Сикорский, поляк, работающий в Калифорнии.
– Верно! У нас этих «Си-47» немало в Королевских воздушных силах. Я слышал, что американцы снабжают и русских этими самолетами…
Поляки молча переглядываются. Гамбит разыгран.
– Это интересно! – восклицает кавалер «Виртути милитари». – Я ни разу не видел эти новые самолеты. Расскажите нам о них!
– Я не летчик, – улыбается Вудсток, – а только сын летчика. Ну что мне запомнилось?.. Два мотора, экипаж – пять человек: пилот, штурман, стрелок-радист, бортмеханик, инструктор парашютного дела. Сажает двадцать десантников…
Описать в общих словах «Дуглас» для Вудстока дело нетрудное. Но разговор об авиации таит в себе опасные воздушные ямы.
– С какой скоростью вы летели? – спросил капитан.
– Около… около ста пятидесяти – двухсот миль в час.
Он чуть было не дал ответ в километрах (триста пятьдесят километров в час), и это погубило бы его. Ведь англичане не пользуются метрической системой. Голова работала как арифмометр. Дальность полета у «Дугласа» – 2400 километров. Сколько в милях?..
– На какой высоте перелетали через Ла-Манш?
В этом вопросе майора сразу две ловушки.
– Ла-Манш? – переспрашивает Вудсток, поднимая брови. – О, вы имеете в виду Английский канал? Мы пересекли его на высоте не менее шести с половиной тысяч футов.
Да, именно так, капрал Вудсток! Именно «Английский канал» и именно «футы», а не метры!
– Не помните ли вы мощность моторов? – продолжает допрос капитан.
– Я спросил об этом пилота: каждый мотор – тысяча двести «эйч-пи».
«Эйч-пи» – лошадиные силы.
Отвечает Вудсток по-прежнему гладко, а в голове рой вопросов, обгоняющих вопросы его «следователей»: как по-английски «кабина экипажа»? Ах да! «Cockpit»… Это он помнит, а вот как по-английски «вытяжной фал», он никогда не знал; значит, надо лучше не вспоминать о парашюте…
– Какая температура была в Лондоне, когда вы вылетали?
– Точно не знаю. Днем было около пятидесяти градусов.
Молодец, капрал! Вовремя вспомнил о Фаренгейте.
И вновь неожиданный вопрос:
– А сколько литров бензина потребляет в час «Дуглас»?
– Сколько британских и имперских галлонов? Да разве я знаю! Мы летели с четырьмя дополнительными бензобаками. Я не заметил, чтобы наших летчиков волновала проблема горючего…
Должна быть, обязательно должна быть такая деталь, которую узнаешь только после полета на «Дугласе»! Такая деталь сыграет роль козыря в этой смертельно опасной игре! Вот она, эта деталь!
– Сначала полет шел хорошо, – произносит задумчиво Вудсток, заложив ногу на ногу. – Временами по всему корпусу самолета пробегала дрожь. Я спросил командира, что это такое. Тот ответил, что так всегда бывает, когда моторы «Дугласа» работают синхронно. – Деталь сработала. – А потом где-то севернее Колона… – Вудсток не забывает произнести название этого города не «Кёльн», а «Колон», по-английски. – Да, севернее Колона угодили мы в грозовой фронт. Шли над десятибалльной облачностью. Началась болтанка, качка килевая и бортовая. Давление в ушах то повышалось, то понижалось, то нас подбросит на жесткой скамье, то пригвоздит к ней, расплющив зад. Воздушный поток за иллюминатором то ревел, то переходил на шепот. Виски стучали, ладони стали мокрыми, похоже было, что укачивает, – продолжает Вудсток, делая вид, что увлекся воспоминанием незабываемого для всякого десантника ночного перелета.
– А луна светила слева от вас или справа? – ввернул коварный вопрос пан майор.
– Луну мы увидели слева, когда миновали грозовой фронт, – без запинки отвечает Вудсток. В последний раз, когда он летел в тыл к немцам, луна светила справа по борту самолета.
– Представляю себе волнение экипажа: стрелки приборов мечутся точно сумасшедшие, в наушниках моего коллеги-радиста этакое шипение и треск, будто дьявол яичницу с беконом поджаривает.
– В какое время это произошло?
Новый подвох со стороны пана майора. Каждым вопросом копает он могилу Вудстоку.
– В двадцать три тридцать мы вошли в грозовой фронт…
– По какому времени? – Голос пана майора едва заметно напрягался.
– По Гриничу, конечно…
– По Гринвичу, – пытается внести поправку Шиманский.
– Мы говорим по Гриничу… Крылья обледенели, пропеллеры тоже, наверное… Меня пот прошибает при одном воспоминании об этом! – Вудсток усмехается, смахивая пот с лоснящегося лба. – Натерпелись мы страху! Высота падала с каждой минутой… Альтиметр показывал пять тысяч футов. Позади остаются города Кассель, Халле, Лейпциг, Торгау… «Дуглас» брыкался, как мустанг под ковбоем в цирке «Дикого Запада»! Стрелки на моих часах прилипли к циферблату…
Пан майор перегибается через стол:
– Пан капрал позволит взглянуть?
– Что? О, понимаю! Я чуть не разбил их при прыжке, когда мы вышли на высоте пятисот футов из облачности. Тут-то, севернее Бреслау, над городом Требниц нас и сбила зенитка «джерри», немцев, значит…
– «Омега»? – полувопросительно выговаривает майор, поднимая глаза с часов на Вудстока.
– Да, перед вылетом нас одели во все немецкое, вплоть до белья, но часы дали швейцарские.
– Я вижу, ваши часы показывают время по Гринвичу, – проговорил Шиманский. – А мы ставим время по-берлински. Час разницы.
– Мне ведь надо связываться с Лондоном, – сказал капрал.
– А какие марки английских часов вы прежде носили? – чересчур торопливо спрашивает Шиманский.
Две или три секунды борется Вудсток с отчаянной паникой. Эта паника так глубоко спрятана внутри, что по его глазам ее обнаружить никак нельзя. В первые две-три секунды Вудстоку кажется, что ему не удастся вырваться из расставленных для него сетей: никогда не приходилось ему носить часов английской марки. Но на третьей секунде его выручает память. Ответ готов. Ведь его отец носил такие часы в Англии…
– «Аккьюрист». Анкер на пятнадцати камнях, мистер Шиманский, позолоченный корпус.
– «Аккьюрист»? – переспрашивает Шиманский. – По-моему, это швейцарские часы.
– Пожалуй, – охотно соглашается Вудсток, гася сигарету в пепельнице. – У нас на всех часах написано, будто они швейцарские…
– Сколько они стоили? – усердствует пан Шиманский.
– Недорого. Фунтов пять, – пожимает плечами Вудсток. Работай, работай, воображение! – Мне подарил их отец на день рождения. Кажется, он купил их у часовщика на Риджент-стрит. Трехлетняя гарантия.
– О, я знаю этого часовщика, – оживляется Шиманский. – Он торгует только мужскими часами.
– Вы ошибаетесь, мистер. Этот магазин фирмы «Лоуренс Седер энд компани» торгует любыми часами, а также ювелирными изделиями.