Выжжено - Андреас Эшбах

– Хорошо, так и напишем, – его пальцы запрыгали по клавиатуре, стёрли три слова и написали три новых. – Другие переводят всё. Джон вон делает французскую и испанскую версии; ты не найдёшь там в стартовом окне ни одного английского слова. И другие немецкие модули тоже стали называться по-другому – например, Customer Care Modul стал называться, погоди… «Модуль связи с клиентами».

Маркус пожал плечами.

– Я знаю. Хотя я бы не стал это переводить. Или, по крайней мере, перевёл бы не так. – Он поднял глаза на этого внимательного американца. – А ты хорошо говоришь по-немецки.

– Немножечко, – выдавил Кейт и, смеясь, продолжил: – Ровно столько, чтобы мне выпало на долю перепроверять всё, что связано с немецким языком. И теперь мне от этого уже не отвязаться, пока я работаю у «Lakeside and Rowe». – Он поднял вверх свой немецкий словарь. – Наследство. Мой прапрадедушка привёз в Штаты. Он вовремя успел слинять из Германии – ещё до Первой мировой войны.

Маркус кивнул.

– Тогда меня не удивляет, что в нём нет такого понятия, как «Datamining».

Лишь немногие семьи знают свою историю. Обычно знают свою живущую родню – и на этом всё кончается. Как только деды умирают, вместе с ними уходит и память о них. Как правило, люди не знают даже имён своих сколько-нибудь отдалённых предков.

Так, ни Маркус Вестерманн, ни Кейт Пеппер даже не догадывались, что их прапрадедушки знали друг друга, более того, что они вместе работали на проекте, от которого дух захватывает, – на Багдадской железной дороге, на той ветке, протяжённостью в две с половиной тысячи километров, которая когда-то должна была соединить Берлин с городом на Тигре…

Прошлое

1903

Несясь верхом вслед за молодым туземцем, который служил у них проводником, Фридрих Вестерманн раздумывал, что раньше приведёт его, согласно всем предсказаниям, к смерти: беспощадный зной, царящий здесь, в пустыне северной Месопотамии, или ядовитые скорпионы, которые, несмотря на все меры предосторожности, каждую ночь каким-то образом пробираются в палатку.

В настоящий момент именно солнце увеличивало шансы на это. Устало сощурив глаза, он ещё раз сверился по карте и по компасу, вытер капли пота с бровей и потом крикнул:

– Киф! Киф! – Это было одно из немногих арабских слов, которые он знал, и юноша по имени Абдул, чьей фамилии никто не мог запомнить, должен был понять это слово как «Стой!»

Инженер спрыгнул с коня, поправил шляпу и стал разглядывать очертания Тигра и чахлую равнину вдоль него. Он включил свою техническую фантазию. Следовало представить себе, что через некоторое время здесь пройдёт линия железной дороги. Ветка, которая когда-нибудь соединит Берлин с далёким Багдадом. Строительство ведётся с 1888 года, и вот уже почти семь лет строится первая часть перегона через Константинополь в анатолийскую Конью. Когда всё кончится, линия будет хоть и не такой протяжённой, как Транссибирская магистраль, над которой русские работают уже больше десяти лет, но технически намного превзойдёт её. Преодолевать все невзгоды помогало главным образом сознание, что работаешь на таком смелом проекте – да что там, сам его и создаёшь.

– Что, уже наслаждаетесь пейзажем, который будут видеть пассажиры? – крикнул техник-геодезист, работающий вместе с Вестерманном. Его звали Ганс Пфеффер, это был невозмутимый румяный здоровяк. Родом он был из Кёльна и всерьёз считал Мосул «интересным городом».

– Я всего лишь поджидаю вас, – Вестерманн помахал картой. – Эти карты более чем приблизительны, если хотите знать. Вообще-то, тут надо бы всё картографировать заново.

– По порядку, сначала одно, потом другое, – безмятежно сказал Пфеффер, спрыгивая с лошади. Затем он принялся неторопливо отвязывать от седла свой теодолит.

Ну, это надолго. Кёльнец был парень ничего, но не сказать чтоб самый быстрый. Вестерманн направился к реке, лениво текущей по руслу. Немного зелени у самых берегов, но до чего же голо и безжизненно всё остальное! Каменистые осыпи, песчаные равнины, изредка чахлые кустики, обглоданные козами, которых здесь пасут местные…

Он резко остановился, подозрительно глянул на песчаную землю, поднял стопу и осмотрел подошву. О нет!

Инженер присел на корточки, провёл пальцами по тёмной, слегка лоснящейся поверхности. Уже чувствовался запах. У него в дорожной сумке были все необходимые инструменты, но они ему не понадобились: рыхлую землю здесь можно было черпать прямо голыми руками.

– Можете снова упаковывать ваши приборы, – сказал он геодезисту, вернувшись к коням с пригоршней земли. – У нас проблема.

Пфеффер поднял кустистые брови.

– Да она у нас уже давно.

Вестерманн поднёс к его носу чёрное, жирное месиво.

– Понюхайте.

Кёльнец сморщился.

– Фу! Что это? Нафта?

– Да. Её ещё называют каменным маслом или земляным, по-гречески это петролеум. Боюсь, что вся эта местность ни для чего не пригодна. – Он стёр с ладоней маслянистый песок и вытянул из кармана носовой платок, чтобы привести руки в порядок. – Прежде чем проводить замеры, мы должны обследовать структуру почвы. Если попадаются места, пропитанные этим маслом, там его, как правило, много, и на такой почве строить нельзя. Во всяком случае, железную дорогу. – Вестерманн порылся в своих картах, вытянул общую схему. – Только бы не пришлось менять место и прокладывать дорогу заново.

Ибо выбирать в этой малонаселённой местности было не из чего. Трасса, проложенная до сих пор, вела через северо-сирийскую равнину, пока не упиралась в Тигр в Мосуле, и отсюда предполагалось двигаться к югу, следуя руслу реки. Нимруд уже был позади, следующим крупным городом был Калаат-Шергат, за ним следовали Калаат-Джабаар, Текрит, Самарра и, наконец, Багдад. Другими словами, первым делом им следовало уточнить, велика ли местность, непригодная для строительства, и передать сведения в отдел планирования Анатолийской железнодорожной компании. А они уже пусть думают, как эту местность обойти…

– Ни для чего не пригодна? – повторил Пфеффер. – Я бы не был так категоричен. В Америке и России буквально землю роют в поисках нефти. Из неё добывают керосин; ну, вы знаете, для ламп. Насколько мне известно, на нём могут работать даже автомобили.

Вестерманн опустил карты.

– Автомобили – это игрушки для богатых людей, и больше ничего.

– Может быть, но это тоже означает, что месторождение нефти могло бы иметь известную рыночную ценность, а?

Железнодорожный инженер задумчиво смотрел в пустоту.

– Тут вы не совсем неправы. Хорошо. Используем сегодняшний день, чтобы сделать обзор масштаба проступающих пятен. Тогда завтра вернемся в Мосул и телеграфируем о нашей находке в Берлин.

Ждать ответа им пришлось недолго, но телеграмма из Берлина их ошеломила. Им было приказано немедленно направиться в Константинополь и явиться к немецкому послу для получения дальнейших указаний. Его высочество, султан Абдул Хамид II, владыка Османской империи, хотел бы лично расспросить их относительно находки нефти.