Московская Плоть - Татьяна Ставицкая

А теперь вернемся к гигиене. Попытка ввести в моду римские термы не увенчалась успехом даже в среде состоятельной публики. Московский люд упорно мылся только по субботам, а неимущий – и того реже. Чувствительные носы членов комьюнити терпели изрядные огорчения и даже тяготы. Кроме того, зловонные реки, текущие по улицам весенней Москвы, являли собой настоящие рассадники заболеваний и угрожали выживанию и развитию популяции, от которой зависело и выживание самого комьюнити. Фофудьину удалось, однако, дожать московские власти заняться наконец устройством бань и ливневых канализаций, ссудив московскому градоначальнику приличные деньги на санитарные мероприятия с учетом того обстоятельства даже, что треть их будет непременно расхищена. И не просто в силу сложившейся традиции, а потому что откат – это единственный механизм, приводящий чиновника в движение, и единственный фактор, позволяющий ему принять решение. Другого механизма не изобрели по сию пору. Убери из чиновной практики откат, и чиновник растеряется и не будет знать, кому доверить строительство дороги или вывоз твердых бытовых отходов. Наступит хаос. Без отката чиновник не сможет сориентироваться, какой товар следует пускать на внутренний рынок и в чью пользу произвести землеотвод. И не сможет определить, чем одно лекарство лучше другого для отечественного рынка. А ведь это так просто и понятно – откатом лучше.

Несмотря на заметное улучшение санитарной обстановки, наличие бань никак не повлияло на привычку москвичей мыться только по субботам, поэтому со временем бани превратились в места субботних пикников комьюнити. Отсюда пошел термин «субботник», который с удовольствием подхватил после революции пролетарьят, придав ему совершенно противоположный смысл.

Венцом деятельности холдинга ЗАО МОСКВА на поприще улучшения качества жизни москвичей в позапрошлом веке стал, кроме Сандуновских бань, и Елисеевский гастроном на Тверской.

Московские газеты пестрели красками с гастрономической палитры грандиозного открытия колониального магазина братьев Елисеевых, коему предшествовал молебен с водосвятием. Москвичи с придыханием рассказывали друг другу о богатстве обстановки, о двух изрядных электрических люстрах, украшенных белым хрусталем. Ходили даже слухи, что купленные или заказанные товары товарищество собирается развозить по домам на моторе.

Председателю было приятно читать поэмы, запечатлевшие результаты его усилий в борьбе за улучшение качества московской жизни на ниве гастрономии, особенно одну, процитированную лучшим за все времена внештатным пиарщиком холдинга ЗАО МОСКВА – Гиляровским: «Ряды окороков, копченых и вареных, индейки, фаршированные гуси, колбасы с чесноком, с фисташками и перцем, сыры всех возрастов – и честер, и швейцарский, и жидкий бри, и пармезан гранитный… Приказчик Алексей Ильич старается у фруктов, уложенных душистой пирамидой, наполнивших корзины в пестрых лентах… Здесь все – от кальвиля французского с гербами до ананасов и японских вишен».

С Алексеем Ильичом Фофудьин был знаком в ту пору лично. Это был один из самых ценных информаторов комьюнити, державший руку на пульсе плоти тогдашней Москвы и сливавший Фофудьину информацию о новых потребителях элитного продукта. Наметанным глазом отделял Алексей Ильич заезжего вертопраха, пропивающего с кокотками да случайными друзьями на час отцову кубышку, от состоятельного, степенного господина, которого можно было пить долгие годы со всем его ухоженным семейством. О чем управляющий и писал в докладной прямо на оберточной бумаге собранного для Фофудьина набора деликатесов.

Кроме того, на протяжении всего своего существования и до настоящего момента комьюнити вело героическую борьбу с дешевым пойлом, отравлявшим плоть и кровь москвичей. И справедливости ради следует отметить, что на этом фронте забрезжили обнадеживающие перемены – москвичи заменяют водку на своих столах почти приличным виски, правда, адаптируют его к местным условиям: пьют неразбавленным, закусывают по-прежнему горячими щами, селедочкой с луком, а иногда, в охотку, и салом.

И все-таки самым главным своим вкладом в обеспечение москвичей здоровьем комьюнити почитало Сандуновские бани, основанные им еще в восемнадцатом веке к взаимной пользе. Комьюнисты получали прямой доступ к плоти москвичей, а москвичи получали удовольствие и возможность регулярно поправлять здоровье. История основания бань полна загадок. Например, с чего бы это вдруг прижимистая императрица стала одаривать какую-то певичку – будущую жену освистанного артиста Сандунова – дорогущими украшениями? Ну, если бы эти украшения не вложил в ручку императрицы господин Фофудьин… И где вы видели женщину, да еще актрису, которая позволила бы супругу ради его рискованных бизнес-прожектов продать свои украшения, подаренные ей императрицей? В общем, все в истории этих бань – сплошные небылицы перестаравшейся PR-службы холдинга, кроме, пожалуй, загадочной персоны одного банщика, который и осуществлял непосредственный доступ акционеров холдинга ЗАО МОСКВА к телу клиентов, чем обеспечил золотой век в гастрономическом бытие московских. Это был феерический, практически безлимитный доступ. Немудрено, что за этим беспробудным пиршеством проворонили новые внедрения лондонских.

Так вот о банщике. Придя в Москву из Тулы еще мальчишкой в лаптях, Петр Иванович при поддержке комьюнити уже через десять лет стал именоваться в столице ни больше ни меньше банным королем. Пришлых, немосковских, комьюнити обычно не приобщало, но работало с ними по договору подряда, как с внештатными сотрудниками.

И вот хлынула Москва в Сандуны, ставшие стараниями главного в тот момент внештатного рекламщика московских Гиляровского модным местом. Нынешним «передельским» и не снился такой уровень «джинсы». Владимир Алексеевич писал тогда в «Московском листке», что большим успехом пользуется «мужское и женское дворянское отделение, устроенное с неслыханными до этого в Москве удобствами: с раздевальной зеркальной залой, с чистыми простынями на мягких диванах, вышколенной прислугой, опытными банщиками и банщицами. Раздевальная зала сделалась клубом, где встречалось самое разнообразное общество, каждый находил здесь свой кружок знакомых, и притом буфет со всевозможными напитками, от кваса до шампанского «Моэт» и «Аи».

Эту оргию можно было бы длить вечно, кабы ни пристрастился банщик к игре и ни запил вследствие коварства фортуны. Банная ПРА потекла другим руслом, покрывая сначала многочисленные долги банщика, а потом и его запои: банщик придерживался того мнения, что запой у приличного человека не должен быть дешевым. Комьюнити очень тщательно подходило к отбору внештатных сотрудников, а потому без всяких сожалений рассталось с Петром Ивановичем, и тот окончательно спился и умер в нищете. С потерей банщика золотой век разом потускнел, а потом и вовсе сошел на нет. Поэтому приглашение разделить персональный бонус почиталось данью уважения, и Фофудьин искренне рассчитывал, что знак сей будет оценен.

– После бани отлично спится, – начал он издалека, – для хорошего сна нет ничего полезней расслабленной, хорошо прогретой органики. Вы не находите?

– Много спать вредно, – возразил Малюта, с неприязнью оглядывая рыхлые избыточные телеса председателя. – А вы прямо с утра начинаете ко сну готовиться?