Секретарша (сборник) - Алексей Мефодиев

– У Андрея они, может быть, и пошли под гору, мне даже говорили, будто он теперь уже совершенно конченый человек, а вот у Вероники, напротив, все в полном порядке, – пояснил Сергей Сергеевич и взял паузу.

– Да? – молвил Иван Ильич, побуждая приятеля к развитию темы.

– Да, – улыбался Сергей Сергеевич, держа паузу.

На какое-то время воцарилось молчание. Иван Ильич, несмотря на очевидный интерес к затронутой теме, упорно молчал.

«Всегда такой упрямый был», – думал тем временем Сергей Сергеевич, глядя на Ивана Ильича. Молчание старого друга, которого он не видел тысячу лет, явилось для него своего рода ключом к двери в былое. В то славное, совершенно беззаботное время, когда они студентами, бывало, сидели на скамейке в парке, потягивая пиво и прогуливая занятия. И он, Сергей, желая произвести эффект на Ивана какой-либо новостью, так же, как сегодня, брал паузу, побуждая друга к вопросу. А Иван, хоть снедаемый любопытством, так же многозначительно молчал.

«Как же хорошо», – делая большой глоток джин-тоника и глядя на благородные деревья Гайд Парка, думал сейчас Сергей Сергеевич то ли о прошлом, то ли о настоящем, то ли обо всем сразу. И лишь после того как секунды сплелись в минуту, он, так и не дождавшись прямого вопроса, сдался:

– Она развелась с Андреем Румянцевым лет пять назад.

– Вот как…, – степенно молвил Иван Ильич.

– Да, – неторопливо подводил к кульминации Сергей Сергеевич, – и вышла замуж за Илью.

– За Илью Федина? – не веря своим ушам, переспросил Иван Ильич.

Сергей Сергеевич был доволен произведенным эффектом.

– Да, да, Федина, – ответил он.

Перед глазами Ивана Ильича встал образ Ильи Федина. Во времена их молодости он был как раз из разряда полумаргиналов. Красавцем его было нельзя назвать. Небольшого роста, сутулый, вечно небрежно выбрит, в джинсах с несколькими заплатами и, по обыкновению, с гитарой через плечо, он учился то ли на массовика-затейника, то ли на кого-то еще в этом же роде в никому не ведомом институте. О нем было мало что известно. Говорили, что его привел в компанию генеральский сын Никифоров. Но сам Никифоров отрицал этот факт. Жил Федин в коммунальной квартире у своей тетки. Откуда он родом, толком никто не знал. Его об этом, впрочем, никто и не спрашивал. Кроме всего прочего, он не был особенно вежлив. Реакция Федина на непонравившийся вопрос могла оказаться малопредсказуемой. Дело запросто могло кончиться потасовкой. Иван Ильич, принимая Федина за инородное тело, откровенно недолюбливал его.

Впрочем, Федин порой изрядно развлекал компанию своей игрой на гитаре и песнопением. Песни его были не лишены смысла. Но, похоже, на этом его сильные стороны заканчивались.

Самым парадоксальным образом, Федин демонстрировал удивительную настойчивость в своем старании завоевать Веронику. Он делал все, что мог. Но силы были явно неравны. Всерьез его никто не воспринимал. В то время никому и в голову не могло прийти, что когда-нибудь он станет мужем Вероники Никольской.

– Значит, он в конце концов добился своего, – задумчиво промолвил Иван Ильич.

– Да уж, – делая очередной глоток джин-тоника, рассуждал Сергей Сергеевич, – как говорят, терпение и труд все перетрут. Дело прошлое, но по количеству затраченного времени на обустройство загородного дома Никольских Федин был безусловным лидером. Что бы ни пожелала Маргарита Николаевна, – так звали мать Вероники, если ты еще помнишь, – Федин был тут как тут.

– Как сейчас помню, – поддержал тему Иван Ильич, – сидим в компании и слушаем песнопения Федина. Вероника, замечу, при этом ведет с кем-то оживленную беседу, слегка заглушая звуки гитары и голос исполнителя. Его же это ничуть не смущает, более того, Федин весь внимание, что там говорит Вероника. Как это ему удавалось? Играть, петь и слушать одновременно. Просто Цезарь какой-то! И вот Вероника между делом так это себе спокойно, но достаточно громко говорит: «Ах! Душно как! И жажда замучила!» И что бы ты подумал? Этот тип, Федин, оказалось, действительно слышал, что говорит Вероника. А потому, не обращая внимания на слушателей, а ведь некоторым, между прочим, нравились его песнопения, он кладет гитару и открывает окно, не забывая при этом поднести Веронике стакан воды. «Спасибо, Илья», – между делом благодарит его Вероника, продолжая ранее начатую беседу с кем-то из других своих кавалеров. А Илья, исполнив свое основное предназначение, начинает опять играть и петь на радость слушателям.

– А я припоминаю другой эпизод, – развивал тему Сергей Сергеевич. – Вечеринка подходит к концу, все собираются. Вероника тоже уходит. «Илья, подай мне пальто», – томно говорит она. Федин, конечно, тут как тут, подает пальто. И в надежде, что он же, Федин, – при этих словах Сергей Сергеевич даже ухмыльнулся, – ее проводит до дому, говорит, как бы немного извиняясь: «Так я провожу тебя?» «Нет, нет, спасибо, mon ange[6], и с чувством благодарности Вероника нежно кладет свою руку на его, а потом добавляет: – меня проводит Румянцев». Появляется Румянцев и сердито смотрит на Федина, на руке которого все еще покоится рука Вероники. Федин, в который раз чувствуя себя в дураках, сердито смотрит на Румянцева. Вероника берет под руку Румянцева, и они удаляются. Театр, да и только!

– А что все же стало с Румянцевым? – поинтересовался Иван Ильич.

– Насколько я знаю, первые лет десять все было неплохо. Они по долгу его службы жили в разных странах. Но ведь это был конец восьмидесятых, начало девяностых! Страна менялась на глазах. И пока они там жили, менее перспективные люди стали зарабатывать в России огромные деньги. И то, что когда-то было престижно и материально привлекательно, неожиданно обесценилось на фоне роста реального благосостояния других. Потом в нем что-то как будто надломилось. Андрей потерял всякий интерес к работе, да и к жизни в целом.

– Жаль его, – проговорил Иван Ильич.

– Да, конечно, – без тени сожаления вторил ему Сергей Сергеевич, – но примечательно и то, что Федин все это время продолжал донимать Веронику своим не вполне уместным в данной ситуации вниманием. Она все-таки была замужем! Он звонил ей по праздникам. Несколько раз под разными предлогами, день рождения или что-нибудь еще в этом роде, он заявлялся без звонка к ним домой с цветами, вызывая нескрываемое раздражение Румянцева. Они, как ты понимаешь, никогда не были особенными друзьями.

Правда, на Веронику знаки внимания Федина долгие годы не производили особенного впечатления. Пожалуй, до той поры, пока окончательно не выяснилось, что материальное положение Румянцева и его, а следовательно, и ее, жизненные перспективы – сама она ведь никогда не работала – оставляют желать лучшего.

С Фединым же за это время тоже произошли некоторые метаморфозы, причем, диаметрально противоположные по своей сути изменениям, постигшим Румянцева. В то время как будучи еще молодым специалистом Румянцев уже принимал участие в международных переговорах на правительственном уровне, Федин, даже не мечтая о чем-либо подобном, варил джинсы в кооперативе. Кооператив состоял из двух человек, самого Федина и его друга Вольского, которого, кстати, в двухтысячном году расстреляли из автомата на Старом Арбате. Но шли годы, и вскоре кооператив Федина превратился в цех, а потом и в целую фабрику. На Федина и его партнера работала уже не одна сотня человек. Заработанные деньги они предприимчиво вкладывали в другие направления, в частности скупали недвижимость по низким ценам кризиса девяносто восьмого года. И теперь уже Федин ведет международные переговоры, но уже не как наемный служащий, которого могут уволить хоть на следующий день, а как владелец своего предприятия.