Любовь властелина - Альберт Коэн

Уже в коридоре он поспешил навстречу взбучке, которая его несомненно ожидала. Тон Веве не предвещал ничего хорошего. Перед дверью начальника он приготовил улыбочку, тихо постучал и осторожно зашел в кабинет.

VI

Он вошел, непринужденно посвистывая. Сел, забарабанил пальцами по столу, закрыл три досье и улыбнулся Ариадне.

— Что-то случилось?

— Да нет, — ответил он с невинным видом. — Наоборот, все отлично. Немного печень заболела, вот и все, — добавил он, помолчав, потом встал, приложил руку к правому боку и улыбнулся.

— Я же знаю, ты все равно мне все расскажешь. Что, неприятности с начальником?

Он упал в кресло и обратил к ней отчаянный взор утопающего.

— Он устроил мне головомойку. Это из-за британского меморандума. Потому что я ему еще не отправил мои комментарии. Если он думает, что возможно работать, когда тебя все время дергают… — Он остановился, ожидая вопросов. Но поскольку она молчала, продолжил: — Ну вот, он отметит мои задержки в годовом отчете, то есть то, что он называет моими проволочками. А это может повлечь за собой столько всего: отменят ежегодную прибавку к зарплате, и можно получить даже порицание, а то и выговор от Генерального секретаря. Вот как я влип. — Его пальцы на столе выстукивали трагические гаммы сдержанного отчаянья. — Конечно же, это отрежет мне возможность продвижения по службе, это же как судимость. Треклятый доклад будет меня сопровождать всю жизнь. Моя ядовитая туника Несса, что делать. Но я, правда, был на высоте, я обещал ему прислать мои комментарии завтра прямо с утра. Он сказал, что это слишком поздно, и заговорил еще и о Камеруне. Он говорил со мной оскорбительно резко. Это катастрофа. — Пальцы снова исполняют экспромт трагического смирения с ударами судьбы. — Я не собирался ничего тебе говорить, хотел страдать в одиночку. — В тишине он печально повернул ручку точилки для карандашей. — Это, очевидно, месть, я уверен, что все оттого, что он заметил, как я разговаривал с замом генсека, и вот он решил устроить мне ловушку. Зависть, правильно я тебе сказал. Месть не заставила себя ждать. — Он посмотрел на нее с надеждой, ожидая поддержки. — Подобная отметка в годовом отчете, это же без ножа зарезаться, это же медленная смерть, пожизненное прозябание в ранге «Б». Что ж, вот я погиб, конец моей карьеры, — заключил он с мужественной улыбкой.

— Да ты себя накручиваешь, все не так страшно, — сказала она, понимая, что он нарочно преувеличивает серьезность ситуации, чтобы услышать слова поддержки.

— Почему ты так решила? — жадно спросил он. — Объясни.

— Если ты завтра отдашь ему сделанную работу, он перестанет злиться.

— Ты так думаешь? Скажи, ты вправду так думаешь?

— Ну конечно. Ты сделаешь эту работу сегодня вечером дома.

— Двести страниц, — вздохнул он и встряхнул головой, как обиженный школьник. — Мне же всю ночь придется работать, ты подумала об этом?

— Я сварю тебе очень крепкий кофе. И составлю тебе компанию, если хочешь.

— То есть ты действительно думаешь, что все можно уладить?

— Ну конечно, вот увидишь. К тому же у тебя теперь есть покровитель.

— Ты хочешь сказать, заместитель Генерального секретаря? — Он прекрасно понимал, о ком идет речь, но ему нужно было ее подтверждение. К тому же было так приятно произносить вслух, полностью, этот высокий титул, сами могущественные слоги, казалось, образуют вокруг него защитное облако. Магия слов, короче. — Заместитель Генерального секретаря? — повторил он, слабо улыбнувшись, выдвинув кресло и вцепившись в юбку жены.

— Ну конечно, ты же мне рассказал, как он был с тобой давеча приветлив.

— Заместитель Генерального секретаря, да, — снова улыбнулся он и машинально взял со стола трубку, вдохнул — она не горела, он положил ее обратно. — Да, правда, очень приветлив.

— И я думаю, он спросил тебя, в каком отделе ты работаешь.

— Да, он расспрашивал, и ты знаешь, интересовался, чем я конкретно занимаюсь и нравится ли мне работа. И он назвал меня Дэм — он помнит мою фамилию.

— И потом он предложил тебе присесть, вы беседовали.

— Да, на равных, знаешь, он совершенно не давал мне почувствовать разницу в положении.

— И он хлопнул тебя по плечу.

— Да, хлопнул, — улыбнулся он и вновь расцвел, вытряхнул трубку и набил ее снова.

— И я полагаю, он сильно хлопнул?

— Ох, очень сильно, знаешь. Я думаю, плечо до сих пор красное, хочешь посмотреть?

— Нет, не стоит, я тебе верю.

— И это сделал тот, кто важнее даже других заместителей Генерального секретаря!

— И даже самого Генерального секретаря! — подхватила она.

— Это точно. Потому что сэр Джон, ты знаешь, это гольф, гольф, гольф, а так он — чисто декоративная фигура, просто дает добро на все, что решит его заместитель. Ты видишь, как важно, что он хлопнул меня по плечу!

— Да, я вижу, — сказала она и закусила губу.

Он разжег трубочку, спокойно, с наслаждением вдохнул дым, затем встал и зашагал взад-вперед по комнате, в клубах табачного дыма, одна рука — в кармане, другая — на чубуке трубки.

— Жнаеш, Риашечка, — провозгласил он, держа трубку в зубах, от чего шепелявил, как толстяк ван Геелькеркен. — Я шовершенно убежден, што Веве не штанет буянить, он лает, да не укушит, так што не волнуйшя, даже ешли он меня и прижмет, мне ешть што ему противопоштавить, я его не боюшь, шобака лает, ветер ношит! — Он сел, положил обе ноги на стол и стал качаться, бесшабашно закусив мундштук и время от времени со всхлипом посасывая трубку. — А шкажи, он прошто неотражим? Ты наверняка его жаметила на бражильшком приеме. Какой-то необъяшнимый шарм, правда? Такой шлегка рашшеянный вид, будто не очень-то шлушает шобешедника, и каменное лицо с таким горделивым выражением, и вдруг ожаряетшя милой, обаятельной улыбкой, ага? Дамшкий угодник, што уж говорить. Во вшяком слушяе, графиня Канио шо мной шоглашна, это уш поверь. А я тебе рашкаживал про шлужанку Петрешку?

— Нет, — сказала она.

Он положил потухшую трубку в пепельницу.

— Интересная история, я просто забыл тебе рассказать. Ну, в общем, Петреско живет в Понт-Сеарде, рядом с дворцом графини.

— Я бывала в Понт-Сеарде. Там нет никакого дворца.

— Ну, скажем, в весьма шикарном доме. Короче, не в этом дело. Служанка Петреско дружит с горничной графини, и оттого Петреско знает все, что происходит у графини дома. И он рассказал Канакису, а тот по большому секрету — мне. Вроде бы каждый вечер графиня ждет нашего зама генсека. — С таинственным, лукавым, возбужденным, немного виноватым видом, как будто несколько шокированный такой откровенной сплетней, он слегка высунул острый кончик языка. — Вроде бы она каждый вечер одета в вечернее платье, у нее готов роскошный обед, экзотические фрукты, цветы, все что хочешь. И часами она его ждет. — Он машинально огляделся, понизил голос. — И вроде бы чаще всего он не приходит. Каждый вечер она готовится к его приходу, стоит часами у окна, ожидая, что вдали появится его «роллс-ройс», — и ничего. Показательно, а?