Беседы о счастье - Аркадий Панц

Однако насколько далеко может зайти психоаналитик, выказывая свое отношение к происходящим в обществе процессам? Не должен ли он скрывать свои взгляды, чтобы пациенты могли без робости высказывать свою точку зрения на жизнь и происходящие в ней процессы? Некоторым пациентам страшно говорить аналитику-агностику о своей вере в Бога, аналитику-консерватору — о своих революционных взглядах. Вдруг не поймет? Осудит? Аналитики долго старались молчать и не делиться с пациентом ничем личным, изображали из себя «чистый лист бумаги». Эту «традицию невмешательства» прервала психоаналитик Ханна Сегал (1918–2011). Она заявила: «Молчание — это настоящее преступление», — и выступила против существования ядерного оружия. По ее мнению, реакции пациентов на ее политические взгляды можно и нужно анализировать во время сессии и на кушетке.

Но пока такие открытые высказывания о происходящих в обществе процессах редки среди практикующих психоаналитиков. Психоанализ человека, лечение больного — очень личный процесс. Он совместим с гражданской позицией, но никак не с политической деятельностью.

И я возвращаюсь к тому, с чего начинал свои рассуждения, — невозможно столько времени проводить с человеком, вникать в его переживания и при этом оставаться к нему равнодушным, не сопереживать, не любить его, не принимать его беды близко к сердцу.

Психоаналитик всегда дает пациенту базовую обратную связь: «Вы способны вызвать симпатию, расположить к себе, вас есть за что любить». Почему базовую? Потому что она присутствует всегда, несмотря на всплески совсем других эмоций, которые переживает врач при общении с пациентом. Это всего лишь капля любви, но она — настоящая.

Мы часто не можем понять, в чем разница между женской и мужской психологией. Да и есть ли в наше время всеобщего равенства и размытых границ хоть какие-то различия между ними? Раньше мужское и женское поведение строго соответствовало анатомии и физиологии. Теперь, когда мужчины и женщины равны в правах, мы решили, что они вообще одинаковы. И подчеркивать наши различия считается неполиткорректным. Каждый ведет себя так, как считает нужным. И порой наше поведение вступает в противоречие с нашей природой. Люди удивляются, почему они себя чувствуют дискомфортно. Да потому, что у мужчин и женщин принципы существования разные, отношение к жизни тоже отличается. Мужчина во все влезает, проникает внутрь системы и проблемы, окружающие для него важны, интересны, и он хочет каждого использовать, «поиметь». Женщина готова принять, дать в себя войти и насладиться собой. И, чтобы чувствовать себя в гармонии с собой и миром, нам надо принять эти различия.

Роль разделения на мужское и женское в нашем мире настолько велика, что даже города имеют свой образ — мужской или женский. Давайте посмотрим, в чем разница между психологией мужчины и женщины на примере двух великих столиц.

Вы прилетаете в Лондон, и с первого момента вас атакует яркая, красочная, выразительная реклама буквально на всех поверхностях. «Зайди, купи, посмотри!» Вы сели в автобус, чтобы доехать из аэропорта в город, и вам приказали (You must — вы должны, и никаких двусмысленностей, вроде You may — «если не возражаете, то будьте так любезны») пристегнуть ремни. В такси то же самое: «сели и пристегнулись!».

Вы вошли в метро — и снова реклама, яркая, четкая, интересная. Она впечатывается вам в мозг. Вы решили посмотреть спектакль и отправились в театр. Представление закончилось, и вас атакует только что отыгравшая постановку труппа с ведерками в руках: «Пожертвуйте голодающим в Африке, страдающим СПИДом в странах третьего мира, жертвам землетрясения в Южной Америке». Пожертвуйте сирым. И заметьте, не только своим, но в основном чужим. Лондон благороден, как истинный мужчина. Но Лондон не попрошайка: «Ах, подайте мне несчастному». Лондон просто берет свое, берет как мужчина. Уверенный в себе мужчина, который знает, что ему надо, и понимает, что не дать ему — невозможно. И заметьте, никакого хамства! Рекламируются не только товары и услуги, за которые надо заплатить. Вас приглашают бесплатно посетить музеи, выставки.

За них уже заплатили британские налогоплательщики, а вас все равно зовут.

В ресторане вас пригласят за столик, дадут меню, примут заказ, принесут еду и «не забудут» принести счет, когда вы его попросите. Ваш «ужасный» английский никого не раздражает и не оскорбляет. Живущие в Лондоне иностранцы не боятся показать, что они не англичане. Услышав ваш акцент, с вами заговорят по-итальянски, по-французски, по-русски. В Лондоне все ходят быстро, люди несутся из пункта А в пункт Б, у них есть цель, к которой они стремятся. Они достигнут пункта назначения и там останутся, будь то офис или парк.

Лондон полон событий. Он интересен. И у вас есть чувство, что вы не успели все посетить, везде побывать. Лондонцам до вас есть дело, вы им небезразличны, и они вами «овладеют», да так умело, что вам понравится и вы захотите приезжать сюда еще и еще.

Париж совсем другой. Аэропорт скучен, метро серое. Реклама на стенах туннелей — неяркие листы ободранной бумаги. Они вам сообщают, ну так, чтобы вы знали: в Париже будет Даниэль Баренбойм. Но у вас не возникает чувства, будто вы хоть кому-то на концерте нужны. Вы сами должны быть заинтересованы в дирижере, в оперном спектакле. Вы можете прийти на концерт, на спектакль, но это ваше желание. Вас не завоевывают, вам не навязываются. Но вас готовы принять. Билетов в «Гранд-опера», конечно, нет. Но вы очень хотите? Очень-очень? Все равно хотите? Да, вообще-то билеты есть. За 200 евро в центральной ложе. Вам кажется, что дорого?! Вы буквально слышите женские интонации города: «Ах, разве я этого не стою? Я так прекрасна!» И вы платите высокую цену ради доступа к прекрасному зрелищу.

Парижу вы не особенно нужны. Париж — это женщина, которую вы должны обаять, которой вы должны понравиться, и тогда — только тогда! — вы получите желаемое. Не будете нравиться, она себя не покажет, а будете нагло лезть — вообще откажет и даже нахамит. И вы будете удивляться, с чего вдруг Хемингуэй написал: «Увидеть Париж и умереть».

В Париже не надо умирать, в Париже надо жить. А хорошо жить можно только с женщиной, которой вы нравитесь или которой вы по крайней мере не противны. Но даже когда женщина вас любит, она стоит дорого. Красота требует не жертв, а денег, и деньги ей дает мужчина. Если у вас этих денег нет, то нет и милой женщины. Вы не живете в гостинице на Рю де Риволи, в Сен-Жермен-де-Пре или квартале Маре — где намного скромнее, но все же недешево. Без денег не получится насладиться утренним круассаном и чашечкой кофе в обыкновенном бистро рядом со станцией метро. И вы не увидите женскую душу города: как нищий, психически явно нездоровый человек приходит в кафе со своей собакой поменять мелочь на бумажные деньги, как с ним разговаривают банковские клерки, забежавшие выпить кофе перед работой, как посетители гладят его собаку и как он счастлив, будто — да по сути так оно и есть — гладят его самого. Женщины всегда милосердны и добры к несчастным.