Искалеченный мир - Вадим Громов

— «Плескалка». — Книжник забрал стоящую на отдельной подставке круглую капсулу из плексигласа, в которую была помещена та самая желеобразная субстанция, способная улавливать скорое приближение Всплеска.

«Всё будет хорошо…» — невеликое воинство сгрудилось в холле второго этажа, словно оттягивая тот самый момент, когда придётся сорваться в неизвестность. К чёрту на рога, чтобы выломать их с хрустом, с корнем и засунуть лукавому под хвост. Для верности жахнув прикладом, чтобы поглубже вошли и усвоились.

— Присядем на дорожку? — Знаток был в своём репертуаре. Алмаз оглядел заваленный останками «стиляг» холл и усмехнулся.

— Ты сразу падай с разбегу, — посоветовала Лихо. — Чего мелочиться — присаживаться… Пошли, бездомные. Светлое будущее делать, не на барельеф же надеяться.

Оценив из окошка сверху степень возможной опасности и сочтя её уровень весьма ниже среднего, вывалились из ДК, со всевозможной прытью пошкандыбав в сторону гаража. Шатун, побагровев от натуги, тащил сразу три рюкзака, плотно набитых смертью.

— Достаточно одной маленькой пульки, — сказал Герман, оглядывая бугрящийся от ребристых боков «Ф-3» брезентовый бок самого большого рюкзака, — и запорхаем мы перемешавшейся горсткой атомов. Где я, где Лихо — хрен разберёт…

— Накаркаешь — убью, — с мрачной иронией предупредила блондинка. — Найду атом морды и атомом пятки та-ак надругаюсь… Понял?

— Да понял, понял… Только, судя по всему, нема в Суровцах больше личностей, способных сопротивляться с оружием в руках. Остались ты, да я, да ещё три везунчика. Прочих Всплеском отутюжило, да «пешеходы» на зуб взяли. Я так до сих пор и не понял, как у Митрича соскользнуло? Он же должен был дней за пять знать; не помню я, чтобы он не знал…

Лихо ничего он ответила, отвернувшись в сторону, держа «Фаворита» на изготовку. Дерьмовое времечко подвалило, неизвестно, что откуда выпрыгнет, выскочит, какую рожу скорчит.

Они двигались, прикрывая оставшегося почти беспомощным Шатуна. Герман и Лихо — спереди, Алмаз и Книжник — сзади. Гараж был уже близко.

Алмаз окинул взглядом окрестности, сплюнул вдруг почему-то ставшей очень горькой и вязкой слюной. Было ясно, что уходить следует немедленно, оставляя всех (а они, бесспорно, были!) оставшихся в живых на произвол судьбы. Но искать кого-то ещё, бегая по Суровцам с «дыроделом» наперевес, глобально рискуя оказаться на обеденном столе «пешеходов» в качестве основного блюда, — не то чтобы не было никакой возможности. Скорее — никакой целесообразности. И с этим приходилось уживаться, с жутким скрипом, но мириться. Хотя Алмазу, воспитанному в рамках морального кодекса Глыбы, гласящего о постоянной необходимости спасать всех, до кого только можно дотянуться и кто этого достоин, было не по себе.

«Горыныч», любимец Андреича, красующийся на своём обычном месте в гараже, был невредим. Внушительный представитель клана военных внедорожников, усовершенствованная модель незабвенного ГАЗ-2975 по кличке «Тигр», с увеличенной грузоподъёмностью, скоростью, дополнительным встроенным вооружением. Боеприпасы к вооружению, правда, давно были использованы, и новых комплектов добыть не удалось, несмотря на все старания Глыбы. Бронированный, полноприводной, ни разу не подводивший прежнего хозяина. Рядом сиротливо приткнулись ещё несколько драндулетов насквозь гражданского облика, на которые никто не обратил ни малейшего внимания. «Горыныч» по сравнению с ними выглядел как настоящий мамонт рядом с кучкой розовых фарфоровых хрюшек.

Ключи висели на гвоздике, там, где им и полагалось находиться. Глыба в последние годы никогда не таскал их с собой, здраво рассуждая, что в Суровцах нет ничего личного, кроме пошедшего в использование лоскута бумаги в местах общего пользования. Если вдуматься, то в посёлке царил самый настоящий, безрезультатно обещанный историческими личностями прошлого коммунизм. Нет, конечно, на ячейку общества — семью никто не покушался, а что касается всего прочего… При любой необходимости оно могло быть безоговорочно и молниеносно свалено в общий котёл.

— Сгружайся… — Шатун с облегчением нежно положил на бетонный пол гаража до предела упакованные рюкзаки и встряхнул руки. Переборщил немного, несмотря на свои беспрецедентные физические данные. Ничего, лучше немного напрячься сейчас, чем потом, думая, каким бы макаром родить ещё пару дополнительных обойм.

Знаток подцепил ключи и полез заводить машину. Лихо ничего не имела против того, что он сядет за руль. Несмотря на ехидный нрав и порою чересчур колкую языкастость, Герман был отличным водилой, умеющим управляться с «Горынычем», как сам Глыба.

Рюкзаки были заброшены в грузовой отсек, где к ним прибавилось ещё несколько канистр с дизельным харчем для «Горыныча». Жрёт, падла, не в пример сказочному — тот одной красавицей в месяц обходился, а на этого же не напасёшься…

Движок «Горыныча» работал с радующей слух отлаженностью и бесперебойностью. Хозяйство Глыбы передавало последние радостные приветы, вызывающие тихую печаль вперемешку с дикой ненавистью к тем, кто в погоне за новыми источниками энергии способен пускать в утиль всё что угодно, кого угодно, в каких угодно масштабах.

Герман вывел размалёванного в маскировочные цвета монстра на оперативный простор и высунул довольную физиономию в окошко.

— Занимайте места, сегодня проезд бесплатный! Эх, прокачу! Бензин ваш, идеи — тоже. Быстрее, пока «пешеходы» не расчухались.

Алмаз запрыгнул на переднее сиденье, рядом со Знатоком. Шатун сел сзади, Лихо и Книжник приткнулись к гиганту, чуть-чуть не упирающемуся макушкой в потолок кабины, по бокам, благо габариты внутреннего пространства «Горыныча» позволяли сделать это без излишних трудностей.

— Маршрут бы неплохо уточнить, — кинул в пустоту Герман. — Я, конечно, могу отвезти куда угодно. Да ведь у вас, как я догадываюсь, какие-то намётки образовались. Или как?

— Давай в Замурино. — Лихо кинула взгляд в окно, увидев замаячивших невдалеке «стиляг» в количестве сразу целого взвода. — А там видно будет…

«Горыныч» тронулся с места, знакомые пенаты поплыли мимо окон бронированной громадины внедорожника, пропадая из виду. Алмаз смотрел в одну точку, глаза были абсолютно сухие — не пристало матёрому волку, бойцу, сентиментальничать, но в душе стало одним дотла выжженным участочком больше. Прощайте, Суровцы!

До дороги, ведущей в Замурино, было не больше минуты езды. Внедорожник уверенно катился по щербатому асфальту, приближаясь к главному посту. «Пешеходов» становилось всё больше, словно они выходили проводить оставшихся в живых. Только в их глазах, вместо прощальной грусти, по-прежнему колыхалась багровая пелена голода. Печати Всплеска.

Слева и справа, вынырнув из-за угла древней блочной пятиэтажки, показались ещё две группы мертвяков, экземпляров по тридцать-сорок в каждой. Улица в этом месте сужалась, если немного промедлить — они закупорят своими телами проезд, и придётся делать крюк, чреватый неизвестно какими последствиями.