Дорога светляков - Анастасия Андрианова

– Не получите меня, и Радора не заберёте, – прошипела Нивья, делая ещё шаг.

Круговерть теней, меняющих облик, закрутилась быстрее, послышался смех и шепчущие голоса.

– Плати, плати, плати, – нараспев тянули чудные голоса.

– Ступивший в Великолесье снимает обёртку.

– Кто прячется под тяжёлым платьем? Живая ли плоть или нечистец из другого княжества?

Тени окончательно обрели вид лешачат и лесавок: странных существ, похожих на людей, но вовсе не таких статных и красивых, как Смарагдель. Они улыбались серыми зубами, сверкали изумрудными и оранжевыми глазами, тянули к Нивье когтистые руки и хватали её дорогое бархатное платье. Нивья поначалу отбивалась, шлёпала их по пальцам, но нечистецей было слишком много, и их острые когти уже успели наделать дырок в багряной ткани.

Платье расползлось и упало к ногам, оставив Нивью в одной нижней рубахе. Нивья вскрикнула, попыталась прикрыться руками, но поняла, что ничего не выйдет. Плотная рубаха скрывала наготу, но без тяжёлого бархатного платья, расшитого по вороту и рукавам, он чувствовала себя хуже, чем голой: она чувствовала себя нищей. Но и нечистецы, скачущие вокруг, тоже отнюдь не были разодеты: одни не носили ничего, кроме природных покровов из шерсти, мха, перьев и коры, на иных были надеты странные одежды из невиданных тканей.

– Человеческая женщина! – ликовали они.

– Красавица из крови и костей!

– А это правда, что кровь у неё красная?

– Сейчас отщипнём кусочек от бёдрышка и узнаем!

К Нивье потянулись костистые мосластые лапы, она вскрикнула, отпрянула, но сзади её подхватили за плечи, не давая сбежать. Нивья заметалась, забила руками по худым нечистецким телам, по глумливым оскаленным лицам. И – чудо, волшебство – её отпустили. Вытолкнули из хоровода, отшвырнули, и Нивья бросилась бежать, даже не пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Впервые с того мгновения, как она ступила в Великолесье, ей стало по-настоящему страшно – даже на поляне под мороком трёх старух она испытала, скорее, гнев неверия и обиду, тогда как сейчас её обуял истинный ужас.

Нивья свернула с тропы, кинулась прямо сквозь подлесок, уже не высматривая тропу и не ища глазами серебряный блеск светляков. Тропа не оберегла её от нечистецей, да и глупо было надеяться на это, шагая в самую чащу Великолесья. Есть ли разница, если лапы лесовых всё равно настигнут, ступай хоть по тропе, хоть напрямик.

В нижнем платье было холодно, прохладные влажные ветки хлестали по голым плечам. Нивья бежала и прислушивалась: под ногами хрустели ветки, дыхание хрипло вырывалось изо рта, но голосов нечистецей не было слышно. Нивья замедлила шаг, ноги заплетались, цеплялись за мох и брусничные кусты. Она обняла осиновый ствол и прижалась щекой к шершавой коре.

Неба по-прежнему нельзя было разглядеть за переплетением ветвей, и рассеянный свет казался то вечерним, то утренним, оставаясь неизменно жемчужно-матовым, серо-лиловым. Нивья вздохнула. Сколько времени прошло? Куда ей идти? А что, если Радор уже стал зелёным, зубастым, страшным… Вдруг он даже был среди тех, кто сорвал с неё платье на тропе?

Ну уж нет. эта мысль придала Нивье сил. Упрямство толкнуло её вперёд, и она шагнула дальше, стиснув зубы и стараясь не думать ни о чём, кроме своей цели.

Великолесье мрачнело, делалось сырым и туманным. Корявые узловатые ветви спускались низко, с них свисали клочья сизого мха. Ели здесь перемежались с ольхами и осинами, под ногами мигали редкие огоньки лютиков.

– Заплутала, живая красавица?

Нивья оступилась и едва не упала. С дерева на неё смотрела девушка – простоволосая, белокожая, красивая, но совершенно нагая. Нивья поняла, что перед ней русалка.

Русалки частенько выходили на дороги – не на Тракт, конечно, не смели злить Господина Дорог – появлялись на тропах и небольших торговых путях, иные наглели и забредали прямо к деревням, но только по позволению Верховного водяного. Водяные отпускали русалок только летом, когда наливалась соком молодая высокая крапива, а лик Золотого Отца нагревал воды рек и ручьёв так, что нечистецам становилось неуютно под тёплыми лучами. Русалки с весны чаще появлялись в лесных чащах, под тенью деревьев, а лесовые и водяные по очереди называли дев своими прислужницами.

Нивья, как и все в Княжествах, встречалась летом с русалками, но нечистецкие девы обходили её стороной: им нравилось миловаться с парнями, а тех, кто безрассудно кокетничал с ними и не отгонял полынными вениками, уводили в чащи, но не навсегда, так, на пару дней всего и возвращали – оголодавших, одичавших, с листьями и прутьями в волосах, но счастливых пьяной дикой свободой.

– Нет, – соврала Нивья, волком глядя на русалку из-под сдвинутых бровей. Было бы лето – и вовсе не заговорила бы, опасаясь ворожбы скучающих на жаре нечистецких дев.

Русалка спрыгнула с дерева и встала перед Нивьей прямо, ничуть не стыдясь наготы. Отбросила длинные волосы на спину и сверкнула наглыми серыми глазами. Встала бы так перед Радором – и Нивья тут же кинулась бы выцарапывать ей зенки, не боясь даже гнева водяного.

– Что бродишь тогда? И кто тебя в чащу впустил?

Голос у русалки был неприятный, сухой и скрипучий, а в каждом слове слышался яд – почти как у Летицы, когда она говорила с Нивьей у ручья. Нивья и сама выпрямилась, пригладила растрепавшуюся косу и шагнула в сторону, обходя русалку.

– Ах, шустрая какая! Куда собралась?

Русалка сделала шаг и оказалась прямо напротив Нивьи. Тут же за ней появились и сестрицы, будто из-под земли выросли, бледные и худые, как поганки.

– Тёпленькая, небось! – радостно воскликнула одна из новоприбывших.

– Редко нам девки достаются, чарами их не проймёшь, а тут сама пришла… Вот бы с такой позабавиться, – мечтательно протянула другая.

Нивью прошиб холодный пот. Что значит – позабавиться? Глядя на острые лица и хищно горящие глаза нечистецей, в голову лезло что угодно. Нивья скомкала ткань на подоле рубахи. На тропе – лесовые, здесь – эти… Она молча развернулась и кинулась в другую сторону, но тут же её окружили русалки, вновь молниеносно и неожиданно появившись из ниоткуда.

Русалка, которую Нивья встретила первой, обхватила её за талию и шепнула прямо на ухо:

– Не противься, сестрица милая. До лета долго ждать, почему бы нам силы живой не испить? – Её прохладное дыхание пахло стоялой водой и мхом. Рука русалки скользнула по шее Нивьи и ниже под рубаху. Нивья замерла: нечистецкие холодные пальцы и пугали, и распаляли неожиданный жар. Её сковало: не то ворожбой, не то смутным желанием. Дыхание участилось, а руки сразу трёх русалок стали бродить по её телу так, словно девы уже решили сделать Нивью своей собственностью.

– Всех живых велено вести ко мне. Неужто забыли?

Гулкий мужской голос заставил русалок отскочить. Щекам Нивье стало жарко от стыда, когда она ощутила укол сожаления.