Просто о любви - Татьяна Алюшина

Ей не хотелось с ним разговаривать — сил не было. Его решение уже перечеркнуло легкость, искрящуюся радость, словно выплеснуло остатки выдохшегося за ночь шампанского в грязную кухонную мойку.

— Ладно, щенок, — попытался что-то сгладить Больших. — Мне сейчас надо в штаб съездить. Отчет сдать.

— А сколько тебе лет? — перебила Стаська, прохрипев сухим горлом.

— На жизнь больше тебя. Тридцать девять.

Со Стаськой такие номера не пройдут, ясно было изначально — не будет она принимать участие в предложенной легкости словес ни о чем, маскирующих настоящие мысли.

— Мы вот что сделаем, — распорядился он, стараясь скорее покончить с этой мукой. Он не знал и предположить не мог, что будет мука… — Ты дашь мне ключи и документы на машину, я прихвачу нашего механика из гаража, а вечером он пригонит тебе машину к дому.

— Больших, ты женат и у тебя дети? — злым, раненым голосом спросила Стаська.

— Нет. Я не женат, и у меня нет детей.

Он почти ненавидел ее в этот момент. И себя.

— У тебя есть женщина, — не спрашивала она, утверждала.

— У меня есть женщина, — ровно ответил он.

Диагноз ясен — обнаруженный поутру мужской сволочизм.

«Я ничего не могу сделать, девочка! — умолял он ее мысленно. — Если бы только не так все глубоко, ярко, сильно, всерьез, черт возьми, у нас получилось! Я бы тотчас расстался с Верой и остался с тобой! Я не могу ТАК!»

Она встала, обошла Степана и ушла по коридору. Он не повернулся посмотреть куда, стоял, как перед судом. Стаська вернулась, протянула ему ключи и документы.

— Беги, — отпустила его насовсем.

Крепость побеждена, разграблена и изнасилована, уставшие от мародерства победители покидают догорающие руины.

Степан неловко замялся, не зная, что говорить, когда уже обулся, оделся, застегнул куртку и повернулся к ней возле двери.

— Если ты сейчас сделаешь контрольный выстрел в голову, сказав: «Я позвоню», я перестану тебя уважать, Больших, — предупредила перегоревшим в золу голосом Стася.

— У меня нет номера твоего телефона, — «успокоил» Степан.

— Аминь! — И она распахнула перед ним входную дверь.

Он помялся, что-то пытаясь объяснить, может, попросить прощения.

— Иди, Степан, — тем же усталым тоном сказала Стаська. — Родина без тебя пропадет, а девушки останутся без принца.

Подтолкнула маленькой ладошкой в плечо и захлопнула за ним, переступившим порог, дверь. На сей раз замок утробно прорычал три раза, надежно запирая дверь за беглецом.

Он сидел в выстывшем на морозе «ровере», ждал, когда немного прогреется салон. Ни в какой штаб так уж срочно ему не надо было, но он поедет, раз уж сказал Стаське.

Ему надо было сбежать от Стаськиных все понимающих потухших глаз, от чужого хриплого голоса, от проступившего на лице возраста и такого отчаяния, сжигавшего до золы все молодое, светлое, радостное в ней.

Забыть! Как можно быстрей, и попробовать как-то жить дальше! Он не может, не может так! Яростно, на всю катушку… до самого дна, без страха! Переломать, перелопатить удобную жизнь, которая у него есть! Он не может!

— Козел, ты, Больших! Большой, трусливый козел! — дал себе искреннюю оценку Степан.

У него еще есть шанс! Если он, вот прямо сейчас вернется, обнимет ее — у него есть шанс!

Он стал осторожно выезжать с парковки и со двора…

В штаб он съездил и отчет написал; освободившись от бумажных дел, заехал в мастерские. У МЧС свои автомастерские, и работают там кудесники, кулибины. «Ровер», на котором ездил Степан, числился служебным, выданным в его личное пользование. Вся начинка была вручную перебрана, все, что можно, улучшено, усилено, подтянуто и являло собой шедевр автомотора.

Михалыч, главный «колдун» и заслуженный шаман двигателей, приходил на работу каждый день, не исключая выходных, а порой и праздников. Здесь была его жизнь, любовь и семья. Настоящая семья тоже имелась, и как она мирилась с таким графиком его работы, оставалось для всех загадкой.

— А потому что надо правильно жен выбирать! — отшучивался на все вопросы и подколки Михалыч.

Степан обрисовал гению мотора ситуацию, изложив просьбу прокатиться и отогнать Стаськину машину в Москву.

— Сделаем, Сергеич! — неспешно ответствовал кудесник. — Давай загоняй на яму свою, я быстро посмотрю, нет ли чего, и поедем.

По дороге Степан вкратце рассказал Михалычу, как машина девушки оказалась за воротами его участка. Михалыч неожиданно для Больших проникся небывалым уважением к Стаське, оценив по достоинству героический штурм забора во спасение одинокого пенсионера.

— Вот на таких и надо жениться, Сергеич! — делился мудростью автомеханик. — С ними никогда не соскучишься, а за мужика своего они в огонь и в воду! Ты смотри, старый бродяга, девочку-то не упусти!

— Уже, — буркнул неизвестно зачем Больших.

— Это чё так? — оживился Михалыч.

— Я уже одну семейную жизнь и последующий развод пережил. Веришь, нет, мне вполне хватило! Выше крыши!

— А-а! — протянул понимающе народный умелец. — Так ты, еще не женившись, уж разводиться собрался? Масштабы потерь прикидывать!

— Вот поэтому с девочкой этой ничего у меня и не будет, — разозлился почему-то Степан. — На таких жениться надо, а я знаю, чем все кончается! И не хочу.

— А-а! — снова протянул Михалыч. — Оно, конечно, правильно! Оно, знаешь, лучше и не есть, чтобы потом в туалете не тужиться!

Степан не ответил. А что отвечать, у Михалыча все просто — женись, размножайся, радуйся, работай по совести, и все путем сложится. Степан тему закрыл, как отрезал, переведя неспешную беседу на производственные темы, коих и придерживался оставшуюся дорогу, чаевные посиделки в доме с легким перекусом, и так до самого отъезда Михалыча на Стаськиной машине из ворот.

Сбегая от своих мыслей, Степан запустил мини-котельную в подвале, натаскал дров на топку к камину про запас, надо же дом прогреть, протопить основательно. Когда печь ровно загудела, обул валенки, старый свитер, взял лопату и пошел разгребать снег на участке — хозяйство требовало ухода, да и руки занять, чтобы голову освободить от размышлений.

Работы хватало с излишком — расчистить дорожку от калитки к дому, от ворот к гаражу, дорожку к бане, стоявшей в конце участка, до которой все руки не доходили и оттого изрядно засыпанной, да и тропки для пробежки не мешало подчистить.

Физическая работа на воздухе дело, никто не спорит, хорошее, но еще никого от мыслей нелегких она не спасала.

Иллюзия.

Вот, мол, делом займусь, не до тягостных дум будет.

Ага! Щас-с!

Он расчищал стежки-дорожки с остервенением, соответствующим влезшим без спросу и расположившимся, как хозяева, в голове нелегким, каким-то безысходным думам.