Зильбер. Первый дневник сновидений - Керстин Гир

Немного придя в себя, я невольно улыбнулась. Да уж, на скудную фантазию жаловаться мне грех!

— Можно ещё один бутерброд, пожалуйста? — спросила Мия, пока я вводила новые данные в строку поиска — «Кристина Россетти». Могилу этой Кристины искал Грейсон в моём сне. Фамилию её я написала неправильно, но, несмотря на это, поисковик выдал довольно много результатов.

— Но ты съела уже четыре! — возразила мама Мие. Затем она повернулась ко мне: — Ты что, не слышишь? Никаких планшетов во время еды. Отложи его в сторону.

Но этого я сделать не могла, потому что информация, которая как раз появилась на экране, повергла меня в ступор: Кристина Россетти действительно была поэтессой викторианской эпохи, умерла она в 1894 году. Похоронена в Лондоне, на Хайгейтском кладбище.

Мне стало как-то не по себе.

Я зачехлила планшет и отодвинула его в сторону.

— Тебе больше понравится, если я начну морить себя голодом? — спросила Мия. — Девочки в моём возрасте очень часто страдают подобными маниями, особенно если воспитываются в семье с нестабильными партерами в отношениях.

— Не партерами, а партнёрами, — машинально поправила её мама и передала Мие корзинку с хлебом.

Ну, на самом деле, если задуматься, то ничего удивительного в этом нет. Я постаралась не обращать внимания на то, что по телу у меня побежали мурашки, и снова раскрыла планшет. Всему наверняка можно найти логичное объяснение. Ведь моя мама литературовед, а значит, я вполне могла слышать имя Кристины Россетти, тем более что она — современница Эмили Дикинсон, стихотворения которой нам с мамой очень нравятся. Наверное, где-то в моём подсознании отложилась также информация о том, когда она умерла и где похоронена. И именно сегодня этим данным суждено было пробраться ко мне в сон. Всё проще простого.

Сколько ни старалась, я не смогла вспомнить стихотворение, которое цитировали в моём сне Грейсон и Генри, но рифмы в нём были довольно удачные, и вообще оно звучало вполне в духе эпохи. Ну и ладно. Если моё подсознание само сочиняет такие стихи, значит, я непризнанный гений.

— Мам, а ты знаешь Кристину Россетти? — спросила я.

— Да, конечно. У меня есть удивительно удачно иллюстрированное издание её «Базара гоблинов». Оно в одной из коробок с книгами.

— Может, ты читала мне её стихи, когда я была маленькой?

— Возможно, — мама взяла у меня из рук планшет и захлопнула его. — Но вообще-то тебе всегда нравились только стихотворения с хорошим концом. А у Кристины Россетти они довольно мрачные.

— Как и настроение в этом доме, — Мия поглядела на дверь кухни, через которую несколько минут назад проскочила Лотти. Допив вторую чашку кофе, Лотти всегда отправлялась принимать душ, и эта процедура занимала у неё ровно четверть часа. Так было каждое утро, без исключений. — Ты, кстати, уже сообщила Лотти, что вы с мистером Спенсером собираетесь вышвырнуть её на улицу, или ты хочешь, чтобы мы сами рассказали?

— Никто не собирается вышвыривать Лотти на улицу, — возразила мама. — Просто её работа няней в этой семье подходит к концу, и Лотти давно об этом знает. Вы уже не маленькие, даже если по вашему поведению это и не заметно. Вчера вечером мне было за вас очень стыдно…

— Да прям уж! — Мия, щедро намазав на хлеб джем, пыталась отправить всю эту конструкцию в рот таким образом, чтобы та не прогнулась и не сломалась.

— Но если Лотти не сможет больше у нас работать, куда же ей деваться? — спросила я. Кристина Россетти и моя больная фантазия были на тот момент забыты. — У неё ведь нет никакой специальности. Если бы вы с папой не уговорили её остаться у нас после первого года работы, она могла бы поступить в университет и сделать карьеру. Ради нас она от этого отказалась, а сейчас, когда она стала старухой, ты собираешься заявить ей, что она нам больше не нужна. Это подло.

Мама улыбнулась.

— Ну что ты такое говоришь, Лив! Прошу тебя, не драматизируй. Во-первых, Лотти сама приняла решение остаться с нами, и решение это было, как мне кажется, совсем не глупым. Она посмотрела мир, выучила иностранные языки и, кстати, неплохо зарабатывала все эти годы — алименты вашего отца полностью уходили на её содержание. А во-вторых, ей всего тридцать один год. Если это у вас называется «старухой», то кто же тогда я?

— Антиквариат, — ответила Мия с набитым ртом.

Мама вздохнула.

— И как же Лотти отреагировала на известие о предстоящем увольнении?

— Она наверняка расплакалась, — у Мии был такой вид, будто у неё самой вот-вот потекут слёзы. — Бедная старушка Лотти.

— Чепуха, — сказала мама. — Лотти, конечно же, будет по вам скучать, но она наверняка рада новому этапу в своей жизни.

— Да, как же иначе…

Мама думает, что мы совсем ничего не понимаем?

— К тому же это случится не так уж и скоро, — продолжила она. — До Пасхи она останется с нами в любом случае, а возможно, и до конца учебного года. Посмотрим. Как бы там ни было, у неё будет достаточно времени, чтобы решить, чем она хочет заниматься дальше.

— Кнопка, небось, совсем перестанет есть, когда няня от нас уйдёт, — предположила Мия. — Помните, как Лотти надо было уехать в Германию на похороны своей бабушки? Кнопка отказывалась от еды семь дней подряд.

Я поглядела на дверь, но пятнадцать минут Лотти пока не истекли.

— Она наверняка попытается собраться с силами и вести себя так, будто ничего не случилось. Бедная Лотти. Это разобьёт ей сердце.

— Кажется, вы о себе слишком высокого мнения, — сказала мама. — Появлялась ли у вас мысль о том, что жизнь может быть прекрасна и без вас?

— Да, у тебя так точно. После того как ты познакомилась с мистером Спенсером, — ответила Мия.

Мама нахмурилась.

— Мышата, не будьте такими эгоистками. Ведь Лотти может тоже встретить мужчину, поселиться в собственном доме и завести детей.

— А что, это идея, — глаза у Мии загорелись. — Если мы хотим сделать Лотти счастливее, надо просто найти ей мужчину.

Тут мама расхохоталась.

— Ну что ж, удачи, — сказала она.

Мне достался шкафчик под номером 0013, он был расположен очень удачно, в самом начале коридора. У меня, конечно же, мелькнуло подозрение, что этот шкафчик был пуст лишь потому, что никто не хотел связываться с номером тринадцать. Как хорошо, что я не суеверна. Я абсолютно не признавала ни чисел, которые якобы приносят несчастья, ни гороскопов и никак не выделяла цветы клевера с четырьмя листочками. Мне ничего не стоило разбить зеркало в пятницу тринадцатого и пустить перед собой через дорогу хоть целую ораву чёрных кошек, и не важно, слева направо они бегут или справа налево. (Лотти, которая при любой возможности спешила три раза постучать по дереву, считала, что я отношусь с подозрением ко всяким народным приметам, потому что Весы с асцендентом в Стрельце — прирождённые скептики, всегда хотят добраться до сути вещей и не верят в утверждения без доказательств. Ещё в детстве мне казались неправдоподобными все эти истории про Санта-Клауса и Зубную Фею.)