Корректировщик истории - Юрий Валин

За выбитым оконцем загрохотали двигатели – мимо хаты прошли «тридцатьчетверки». Совсем не такие, какие Женька в Кубинке видел. Ободранные, в неровных швах сварки, с искореженными крыльями. Земляной пол вздрагивал под ногами.

– К Соколову двинулись, – машинально пробормотала Катрин. – На слабый лед не сунутся – капитан наш наверняка намекнул, что не стоит рисковать. Ладно, ты займись словарем, а я пройдусь, насчет обеда прощупаю.

Сидел Женька со словарем, чувствовал себя дураком. Звуки боя усилились, вовсю стрекотали пулеметы, глухо бухали танковые пушки – 179-я бригада пыталась поддержать отбивающуюся на южном берегу Мжи роту чехословацких стрелков. Усилил огонь гаубичный дивизион – значит, немцы уже прорвались к церкви.

Несколько ответных снарядов разорвалось на окраине хуторка. Женька, оставив стратегические размышления, свалился под стену. Слышно было, как осыпаются срубленные осколками ветви в садике.

В хату ввалились несколько человек.

– Вот, блин, и внутрь натрусило, – Катрин заглянула в котелок. – Евгений, ты горох с песком любишь?

– Катенька, вы только подождите, мы живо все организуем, – сказал, отряхиваясь, крупный импозантный капитан. – У нас полно трофейных продуктов. Даже голландский сыр имеется. Вы любите сыр, Катенька?

– Обожаю. Особенно с белым калифорнийским вином, – сдержанно пробурчала Мезина.

Звеня ложками, выковыривали из котелка гороховую гущу. Месиво было густым, тушенки в него не пожалели. В общем, есть было можно. Капитан немного поразвлекал разговорами, потом улегся на дощатый топчан рядом со своим молчаливым спутником – тот уже похрапывал, подсунув под щеку промасленный танкошлем.

Катрин вычистила котелок, плеснула немного воды:

– Учись, в следующий раз сам мыть будешь. Надо бы чаю раздобыть. Схожу…

– Кать, можно и я? – взмолился Женька.

Наставница взглядом показала на вещмешки. Да, груз оборудования нужно охранять.

– Пистолет почисти, телок заблудший, – шепотом приказала наставница. – Я масленку принесла.

Женька мучился с пистолетом – пяти учебных занятий по чистке оружия было явно недостаточно. Танкисты похрапывали на топчане. Вернулась Катерина, в два счета протерла затвор, собрала «ТТ».

– Прячь, тент.

– Почему «тент»?

– Потому, – наставница прислушивалась к происходящему за Мжой. Бой там явно ожесточился.

Начальница чистила свое оружие, Женька вслушивался в гул боя. А если прорвутся? Немцам нужен плацдарм на северном берегу. Просочатся по льду, здесь, на хуторе, войск почти и нет. Кажется, в Артюховке чешская рота да еще охрана штаба бригады. Это же «калька». Мало ли как происходило Там? Да и запросто могли забыть упомянуть в отчетах, написанных задним числом, о наглой группе автоматчиков, прорвавшейся за реку.

Затарахтела подъехавшая машина, заскочил боец в драных ватных штанах:

– Капитан Смольковский здесь? В штаб требуют. А вы, случаем, не переводчики? Там вас особист ищет.

* * *

– Твою… задница неповоротливая… Кто тебя учил… только посади тебя в машину…

Комбриг выражений не выбирал, материл жестоко. Стоящий перед ним танкист в замасленном полушубке молчал, смотрел командиру бригады под ноги.

– Ах, твою… здесь каждый танк на счету, а ты… В штрафбат пойдешь, б…!

Женька старался в сторону экзекуции не смотреть. Того и гляди полковник по роже бедолаге-танкисту съездит. К счастью, из хаты выскочил Варварин, торопливо подошел к своим:

– Так, товарищи младшие лейтенанты. Установка меняется. Поедете в город прямо сегодня. Тут бригада маневрировать собралась, незачем вам под бомбежками вертеться.

– В город так в город, – угрюмо пробурчала Катрин. – А там?

– Там встретимся. Штаб бригады в район ХТЗ рано или поздно, но выйдет. Найдешь.

– А ты?

– Так я уже при деле, – Варварин глянул почему-то смущенно. – Тут забот хватает. Я все-таки по военной специальности не только особист.

– Понятно. Уже внедрился. Задача наша какая?

– Изучить обстановку. Доставить оборудование в целости. Под бомбы не попадать. Дождаться меня. Далее по плану.

* * *

Короткая колонна формировалась в лесу. Санитарный автобус и полуторка с ранеными, «ГАЗ-ААА», груженный какими-то разбитыми, но чрезвычайно важными танковыми деталями. Машина с пустыми бочками – эта шла только до Южного – там был склад ГСМ. Последней приползла ободранная танкетка. Женька, с бронетехникой знакомый чисто символически, не без труда опознал «Т-60»[10]– жутко устаревший агрегат, неведомо каким чудом уцелевший в 179-й бригаде. У драндулета оказалось неисправно орудие: в ремроте починить автоматическую пушку не смогли, вот и посылали в город на завод. Вел танкетку тот самый промасленный танкист, которого час назад чуть не удавил комбриг.

– Вроде отвертелся от трибунала, бедняга, – сказала успевшая все разнюхать Катрин. – Он на «тридцатьчетверку» едва сел, как они умудрились спалить эти фрикционы мудреные. Механик виноват, только комбат механика с зимы знает, а этот парень новый, недели две в бригаде. Вот и отгреб по полной программе. Ничего, просто чуть раньше бригады в городе окажется.

– А зачем он с чужим механиком сел? Как же это… боевое слаживание?

Катрин поморщилась:

– Евгений, ты ведь уже почти сутки здесь. Глаза раскрой – бригада сколько в бою находится? Сначала наступали, теперь обороняются. Парни скоро собственные имена забудут. На полном автомате все идет. В бой пошел – подбили – пересел на другую машину. Безлошадным остался – ждешь. Убили командира танка – заменил. Какое слаживание? Хорошо, если помнят, как членов экипажа зовут.

Наконец поехали. Уже смеркалось. Женька сидел на железках, подняв ворот шинели. В кузове встряхивало. Катрин, добывшая банку консервов, но не имевшая ножа, озабоченно ерзала:

– Вот черт, не поднялась рука «перо» стащить. Честность – качество благородное, да теперь поститься ночью придется.

Слова сержантши заглушил устрашающий вой. Сквозь ветви были видны десятки уходящих в небо оранжевых факелов. Из-за рощи бил дивизион реактивной артиллерии. Когда последний «эрэс» исчез в низкой дымке, Женька расслышал, как Катрин орет:

– Вот дали! Ну теперь пойдут наши с чехами Соколово отбивать.

Катрин стояла в кузове, смотрела назад. Странный она человек – словно жалеет, что отдаляется от жуткого неутомимого гула передовой. Женька совершенно точно не жалел. Пусть рядовой Земляков непосредственно боя и не видел, но и издали урчание алчного зверя жутко давило на психику. Может, потому что отстраненность начала уходить? Попробуй смотреть на жизнь философски, когда задница на стылом железе мерзнет.