Погребенные за мостом - Альбина Нури

Десанка думала о дровах, о зиме, о чем угодно – лишь бы не дать мыслям свернуть в опасном направлении. Стоит только промелькнуть страшным воспоминаниям, и их не остановить.

Все уже поужинали. Десанка и ее девятилетняя дочь Ана убрали со стола, скоро пора будет ложиться спать, но пока каждый занимался своим делом. Женская половина семьи, включая свекровь Десанки, штопала одежду. Муж и свекор чинили рыболовные снасти, а малыш Петар возился с деревянной лошадкой, которую выстрогал для него отец.

В холодное время все ночевали в одной большой комнате, которая служила и столовой, и гостиной. Ту часть дома, где жили Десанка с мужем и детьми, даже не отапливали: ни к чему тратить дрова. Почти все в деревне так делали: переживали зиму, сбившись в кучу, как стая воробьев, благо что зима в этих краях была недолгой – уже в марте цвели сады, и до самого ноября стояла благодатная погода.

Всегда, но не в этом году, пришло Десанке на ум. Сейчас все было иначе. Погода испортилась уже в октябре, и луна, которую старики звали Кровавой, взошла над горами, окрашивая все кругом тревожным алым цветом.

Птицы в горах кричали стонущими голосами, словно предчувствуя беду. Даже куры в курятниках до крови бились о прутья заборов, стараясь выбраться – с такой силой, что сворачивали шеи. Поутру хозяйки заходили туда, чтобы покормить и выпустить птиц погулять, и чуть не падали в обморок: всюду валялись окровавленные перья и тушки несчастных несушек.

Псы выли ночами так, что невозможно было заснуть, и люди говорили, что это – приметы приближения мора. А потом все собаки, которые не были на привязи, пропали из деревни, словно спасались, бежали от чего-то…

По деревне ползли слухи, один другого страшнее. Люди боялись темноты и того, что может обитать в ней, запирались ночами в своих домах, не рискуя высовывать нос на улицу после захода солнца.

Слово «Вриколакос» впервые прозвучало из уст заезжего монаха из соседнего монастыря, но никто тогда еще не знал толком, что оно означает. Монах посоветовал местному священнику провести особую службу, и тот последовал совету, только это не помогло.

В конце ноября дела стали совсем плохи. Темнело теперь рано, холодное бледное солнце спешило укатиться за горизонт, и уже к четырем часам пополудни по стенам домов ползли серые тени, а к пяти тьма становилась непроглядной.

В одну из ночей пропал кузнец, который одиноко жил на краю деревни. Потом исчезла семья мельника – вся, включая его старуху-мать, которая в последние годы не вставала с постели, и младенца, что лежал в колыбели.

Но хуже всего было даже не то, что эти люди пропадали.

А то, что они возвращались.

Нужно было попросить помощи у властей из города, но начались дожди, и дорогу размыло, так что в город никто поехать не смог. А потом внезапно похолодало, дорога стала скользкой и опасной: спускаясь с горы, можно было потерять повозку, погубить коня и убиться самому. Ну а после начались снегопады, дорогу завалило, и деревню вовсе отрезало от всего православного мира.

Уезжать из родных мест никто не думал, но, если бы и решился кто-то, это было бы равносильно самоубийству. За день до города не добраться, а про то, чтобы заночевать в горах или в лесу, нечего было и думать. В доме хотя бы есть стены и двери для защиты, а там, под открытым небом?..

Деревенский староста призывал жителей не терять головы и истово молиться Господу. Священник собрал всех в церкви и провел службу. Прихожане склоняли головы, послушно шевелили губами, пытаясь верить, что Бог защитит их в трудный час, в лихую годину.

Произносить в храме Господнем поганое имя Вриколакоса никто не отваживался, но все же священник сказал, что на деревню пало сатанинское проклятие. Начался мор, говорил он, и прихожанам, которые хотят сохранить жизнь и бессмертную душу, уберечь себя и родных, ни в коем случае, ни под каким предлогом нельзя показываться на улице от заката и до рассвета. Нельзя смотреть по ночам в окна, нельзя слушать ничьи голоса и снимать нательный крест даже на мгновение.

Все старались поступать так, как велел святой отец, а муж Десанки даже окропил святой водой окна и двери, но люди все равно продолжали исчезать. В середине декабря уже почти половина домов стояли пустыми, а в одну из ночей исчез священник, что жил в домике возле церкви, да вдобавок на следующую ночь церковь сгорела.

Пожар случился ночью, и муж Десанки вместе со свекром хотел бежать к храму, чтобы помочь погасить огонь, но Десанка со свекровью повалились им в ноги, не пустили: священник велел не покидать домов ночью! Мужчины послушались. Но не все были так осмотрительны, и потому жители еще трех домов, что были ближе к церкви, сгинули в ночи.

…Внезапно в печке треснуло полено – резкий звук был похож на выстрел, и все вздрогнули, завозились, стали переглядываться, как будто услышали какой-то сигнал.

– Спать пора, – негромко сказал свекор, и мужчины стали сворачивать снасти.

– Не хочу спать, еще рано, – попробовал было возразить Петар, но мать сердито цыкнула на него, и он, прихватив свою лошадку, побрел к кровати, которую она застилала.

Семья начала устраиваться на ночь, и Десанка старалась сосредоточиться на этом, на простых привычных действиях, чтобы не слушать, что творится за стенами дома. Окна были плотно занавешены, и она даже не смотрела в их сторону, чтобы лишний раз не думать о дурном.

Страх выворачивал все ее нутро, растекался холодным огнем по жилам. Руки тряслись так, что Десанка несколько раз роняла на пол то подушку, то одеяло. Она знала, что и все остальные боятся, но тоже стараются не подать виду. Горький аромат страха повис в комнате, и люди боялись заговорить друг с другом, чтобы монстры, которые бродят сейчас по деревне, не услышали их голосов.

Получится ли пережить еще одну ночь? Суждено ли им увидеть солнце?

Наконец все улеглись и будто бы застыли в своих кроватях, прижимаясь друг к другу в поисках защиты. Десанка обнимала сына и сжимала руку Аны. Муж лежал ближе к окну, повернувшись к нему спиной. Десанка слышала его дыхание, и ей хотелось уснуть прежде мужа – так было бы спокойнее, – но она знала, что всегда засыпает последней.

Часто случалось так, что другие члены семьи успевали скользнуть в спасительный сон, а она все лежала, прислушиваясь, и слышала всякое, пока не догадывалась сунуть голову под подушку.

Но в этот раз никто не успел заснуть: те, кто блуждал в студеной декабрьской ночи, явились раньше. Наверное, потому, что живых людей в деревне оставалось все меньше.

Шаги послышались совсем близко. «Хр-хр-хр», – скрипел снег возле самой двери.

Свекровь и свекор хором забормотали «Отче наш». Ана вскрикнула и так сжала руку матери, что той стало больно.

А потом раздался стук: чья-то рука несколько раз ударила в дверь, и почти сразу же, следом, кто-то принялся скрестись в окно, возле которого стояла кровать Десанки, ее мужа и детей.