Эльнара. Дочь лекаря - Кора Бек

Да и до того ли было почтенной Айша – биби, если бедная женщина, оповестив всех свах города о предстоящих торгах за самую красивую невесту Архота, теперь день и ночь ломала голову над тем, кому отдать предпочтение? Хромому Алибею, предложившему ей табун лошадей, две отары овец и пять кошелей с золотом, или шестидесятилетнему пучеглазому Пахтияру, обещавшему ей один из своих роскошных домов, расположенных у самого берега Янури, в зимнее время года ласкавшей взор своим безмолвным величием, а летом дарившей благословенную прохладу, – местность, очень будоражившая тщеславную душу Айша – биби тем, что ее населяли только наиболее уважаемые люди города.

Был еще один серьезный претендент на руку дочери Пехлибея: косоглазый и круглый, как бочка толстосум по имени Сагит, подвалы которого, по слухам, ломились от обилия бочонков с золотом и серебром, а переполненные драгоценностями сундуки с трудом запирались на замок. Так много всего было у сластолюбивого богача, уже имевшего трех жен, но в очередной раз прельстившегося на волнующую кровь юность, свежесть, непревзойденную красоту и, дороже всего стоившую, славу первой красавицы Архота, которой пользовалась лекарская дочь.

Однако хитрый и очень расчетливый Сагит не торопился называть свою цену за заманчивый товар, чем приводил нетерпеливую Айша – биби в бешенство, в отместку жадному богачу заславшую доверенных людей в соседние города с вестью о появлении в славном Архоте невесты, равной которой по красе не было во всем Хоршикском ханстве. Больше всего на свете Айша – биби боялась прогадать в устроенных ею гнусных торгах, назначив цену за Эли ниже, чем она стоила в действительности.

На Востоке говорят: «Аллах посылает человеку испытания, чтобы через трудности указать ему путь к истине». Так произошло с Эльнарой. Однажды мачеха приказала ей очистить чулан, который Айша – биби намеревалась использовать в качестве хранилища для ожидаемых ею в недалеком будущем свадебных даров.

Во время уборки девушка случайно обнаружила котомку, в которой оказались кое-какие вещи ее родителей, заботливо сложенные когда-то Пехлибеем в память о незабываемом дне их скромного, но очень желанного для них с Фаридой бракосочетания, впоследствии заброшенные в дальний угол чулана зловредной мачехой. Нежно – голубое атласное платье матери, обшитое по краям рукавов и подола тонким жемчугом; легкое покрывало цвета утреннего неба, в уголке которого серебристыми нитками было вышито имя «Фарида»; изумительно – красивые изящные туфельки; белая отцовская рубашка, на груди украшенная орнаментом из серебристой парчи; мужские брюки; потрескавшиеся, но еще вполне приличные сапоги из тигровой шкуры; широкий пояс из мягкой, хорошо – выделанной кожи; белая чалма, перед отъездом из Персии подаренная Пехлибею его другом Саидом.

С волнением и любопытством разглядывая всю эту одежду, Эльнара неожиданно поняла, что это сам Аллах посылает ей сейчас возможность как можно лучше и быстрее осуществить задуманное ею непростое дело. До этого мгновения она знала лишь, что ей нужно бежать из дома, пока коварная мачеха не продала ее какому-нибудь богатому и отвратительному старику, прельстившись хорошим калымом. Теперь же видела, как это можно сделать.

Эли решила переодеться мужчиной. Так можно было не опасаться того, что ее найдут раньше, чем она успеет затеряться на просторах Хоршикского ханства, а кроме того, мужчине гораздо легче и безопаснее передвигаться по стране, нежели юной красивой девушке. Правда, отцовская одежда была велика, но ведь ее можно было укоротить, а вот ширину лучше оставить прежней, чтобы она скрывала ее девичьи формы. Не удержавшись от соблазна, Эльнара примерила материнский наряд. Красивое платье оказалось ей почти впору, и девушка решила взять его с собой. Затем сложила вещи обратно в котомку, которую со всяким ненужным хламом вынесла из чулана, а потом спрятала в густых зарослях крыжовника.

На следующий день выяснилось, что ее хлопоты оказались весьма-таки своевременными. Утром мачеха вместе с отцом отправилась в один из соседних городов, чтобы переговорить с тамошним богатеем, очень заинтересовавшимся дошедшими до него слухами об архотской невесте необыкновенной красы.

Пятидесятилетний Кушпун был мужчиной в самом соку: в меру упитанным, не слишком старым, без явных физических изъянов, если не считать такой мелочи, как очень слабый слух, но это с лихвой возмещалось его несметными богатствами, часть которых он готов был пожертвовать ради обладания юным упругим телом, сладкими девичьими губами и бездонными черными очами.

На фоне более, чем впечатляющего состояния Кушпуна, все архотские женихи с их жалкими предложениями вмиг утратили в алчных глазах корыстолюбивой Айша – биби какую-либо ценность. Не доверяя никому решение столь жизненно – важного вопроса, она поспешно собралась в путь, чтобы лично провести выгодные торги за невесту, не подозревающую о том ни сном, ни духом. Эли осталась под бдительным надзором сына мачехи Заира.

Почувствовав, что пробил ее заветный час, Эльнара внутренне подобралась. Теперь ей нужно было быть крайне осмотрительной, чтоб ненароком не спугнуть капризную птицу удачи, припорхнувшую ей на плечо. Весь день она занималась различными хозяйственными делами, и уже поздним вечером удалилась в свою комнатку.

Дождавшись, когда совсем стемнеет, на цыпочках прошла во двор, дабы убедиться, что Заир, по поручению матери последние две недели ночевавший на топчане под летним навесом, спит, а затем, неслышно ступая, направилась в мачехины покои. Эли хотела вернуть жемчужное ожерелье, доставшееся ей от покойной матери, которое коварная Айша – биби, воспользовавшись ее болезнью, однажды хитростью выманила вместе с другими украшениями, подаренными в разное время отцом, а потом отказалась вернуть назад.

Несмотря на царившую в комнате темноту, зоркая девушка быстро нашла инкрустированную серебром кожаную шкатулку, где Айша – биби хранила все драгоценности. Ее ожерелье лежало на самом верху. Эли взяла его и, не задерживаясь, пошла к выходу. Но вдруг дверь комнаты открылась, и на пороге возник Заир с масляной лампой в руках.

Эльнара в замешательстве остановилась. Наслаждаясь тем впечатлением, что произвело его неожиданное появление, толстяк медленно поставил лампу на пол и, не предвещающим добра тоном, сказал:

– Что ты делаешь, негодная, в покоях моей матери? Отвечай немедленно!

– Ты – не кадий, Заир, чтобы требовать от меня ответ, да еще в такой невежливой форме! – насмешливо возразила Эли, даже в столь небезопасной ситуации не желавшая опускаться до лжи.

– Для тебя я – кадий, – напыщенно заявил Заир, надеявшийся с помощью денег, что копила его алчная мать, больше всего в жизни любившая золото, когда-нибудь заполучить должность судьи, то бишь кадия, – поскольку я мужчина, а значит, должен знать обо всем, что происходит в моем доме!

– И ты туда же, – презрительно протянула Эльнара: Интересно, с каких это пор дом, приобретенный моим отцом на заработанные им честным трудом деньги, стал твоим домом? Эх, Заир, что ты, что твоя мать, как все нищие духом люди, благодаря случаю выбравшиеся из нужды, вместо того, чтобы просто ценить то, что у вас есть, начинаете протягивать свои жадные руки ко всему, что не имеет к вам никакого отношения! Ты пришел сюда несколько лет назад, а я живу здесь с самого рождения!