Царап-царап - Линдси Карри

– Не знаю. Но если это так, тогда у меня большие проблемы. В ту ночь мы проезжали мимо кучи мест. Уйдёт целая вечность, чтобы выяснить, что это за призрак.

Сэм покачал головой.

– Вовсе нет. Это ведь должен быть маленький мальчик. Значит, мы должны исследовать все места, где вы были и где умер мальчик, и тогда мы найдём ответ.

Я задумалась. Сэм был прав. Почти. Призраком совершенно точно был мальчик. Но Чикаго старый город, и, по словам папы, здесь произошло много жутких событий. Пожары. Болезни. Гангстеры. Уверена, в любом из этих мест когда-то мог умереть маленький мальчик. Это плохо. Это очень плохо.

– Когда мы остановились у Халл-хаус, кое-что произошло, – вспомнила я.

– Что именно?

– Мне показалось, я что-то услышала. Потом я увидела в окне тень, как будто в автобусе кто-то остался после того, как все вышли. Я осмотрела салон, но там никого не оказалось.

Сэм выпрямился.

– Вот оно! Значит, этот призрак оттуда!

Я замахала руками.

– Погоди! Не думаю, что всё так просто. Я увидела мальчика только в конце экскурсии, когда мы проехали все остановки. Мы как раз отъезжали от мавзолея Кауча. Он мог забраться в автобус, пока мы его осматривали, но поскольку я видела тень раньше, он вполне мог проникнуть внутрь на другой остановке и оставаться незамеченным.

Сэм замолчал на целую минуту. Слишком долго для него.

– Эй! – Я постучала его по голове. – Ты меня слушаешь?

Сэм оттолкнул мою руку и кивнул.

– Да. Я просто думал, почему ты не рассказала папе. Он бывает надоедливым, но он больше нас знает о подобных вещах. Уверен, он бы что-нибудь придумал.

– Я не хочу, чтобы он знал, – твёрдо ответила я. – Он использует это для своей книги, экскурсии или чего-то подобного.

Сэм швырнул блокнот на кучу книг и сердито посмотрел на меня.

– Он бы этого никогда не сделал.

– Ты не был на экскурсии, Сэм! Эти люди помешаны на призраках. Они готовы заплатить почти семьдесят долларов за два часа в автобусе в чикагских пробках! Папа постоянно жалуется по поводу счетов. И мама тоже. Если таким образом экскурсии станут приносить больше денег, он обязательно сделает наш дом одной из остановок.

Я поморщилась, представив, как вся группа, включая парня с закрытым объективом камеры и женщину в мантии, фотографирует за окном моей спальни, пока я пытаюсь сделать уроки или посмотреть телевизор. Сэм был уверен, что папа никогда так не поступит, но он ошибался. Рассказать папе – всё равно что подразнить бифштексом голодную собаку.

– Ладно. Ты уверена, что это единственная причина? – не унимался Сэм, вопросительно приподнимая бровь

Меня охватило беспокойство.

– О чём ты говоришь? Какие ещё могут быть причины?

Сэм пожал плечами.

– Ну, не знаю. Я подумал, может, ты боишься папиных историй о призраках? Ты обычно уходишь, когда он начинает рассказывать.

Я ничего не ответила, и Сэм продолжал:

– Не злись, но я знаю, что ты считаешь не только в нашем переулке. Я слышал через стену, как ты считала. И это почти всегда происходит после папиных историй.

Внезапно беспокойство покинуло меня. Я разозлилась.

– Погоди! Ты слышал, как я считала в переулке? Я так и знала! Я знала, что ты за мной следишь!

Сэм поднял руки, пытаясь меня успокоить.

– Нет, всё было совсем не так! Я тебе уже говорил, что не следил за тобой.

– Тогда объясни, откуда ты это знаешь! – приказала я. – Объясни, откуда тебе известно, что я делаю, когда мне кажется, что я одна.

Это был настоящий кошмар! Когда я узнала про занавеску в ванной, то начала безжалостно дразнить Сэма. А теперь он этого так не оставит и будет смеяться надо мной целую неделю.

– Помнишь, как мы каждое воскресенье вместе ездили кататься на велосипедах? – спросил Сэм.

Я кивнула и сжалась от ужаса. Мы держали велосипеды в подвале. В тёмном страшном подвале. Это ещё одно место, где я считала, чтобы не поддаваться страху. Видимо, Сэм услышал. Теперь я знала, что он слышал меня через стену между нашими комнатами. Мои щёки вспыхнули от стыда.

Его взгляд смягчился.

– Эй, бояться – совсем не стыдно! Например, я тоже многого боюсь.

– Я не боюсь. – Учёные не боятся. Им не надо считать, чтобы взять велосипед из подвала или пройти по переулку. Они не пугаются и не теряют самообладание во время экскурсий по домам с привидениями. Они не просят родителей решить их проблемы. Учёные собирают сведения, анализируют их, а затем сами решают проблемы.

Но только прежде у меня никогда не возникало подобной проблемы. Всё было намного серьёзнее, чем в тот раз, когда я пролила виноградный сок на наш новый ковёр, а потом испугалась и закрыла пятно креслом. Это серьёзнее моих проблем с Кэсли. Эта проблема была такой огромной, что я не знала, с чего начать и смогу ли я вообще её решить.

– Если ты расскажешь папе, то это не значит, что ты слабая. Он может помочь, – заметил Сэм.

Я подняла руку.

– Хватит. Возможно… – я сглотнула, не в силах подобрать нужные слова, – возможно, ты немного прав, но это ничего не меняет. Я не хочу говорить папе.

Если мы это сделаем, это будет всё равно что плеснуть бензин в костёр. Всё и так плохо, но если папа узнает о новом призраке, он никогда не прекратит рассказывать свои страшные истории. Я с трудом сглотнула и не смогла представить ничего хуже, чем круглые сутки жить не только со школьными сплетнями, но и с папиными призраками.

Нет. Мы не можем ничего рассказать папе, потому что тогда я не смогу никуда пойти без счёта.

Впервые я начала считать, чтобы избавиться от страха, когда мне было шесть или семь лет. Мы только что переехали в наш дом, и каждый день в нём появлялись разные люди и делали ремонт. Маляры. Электрики. Плотники. Помню, однажды утром я вышла из своей комнаты, спотыкаясь о картонные коробки и ещё не успев как следует проснуться, и тут в прихожей начал мигать свет. Перед моими сонными глазами замерцали голые стены с ободранными обоями и торчавшими из них гвоздями, похожими на гнилые зубы.

Мама нашла меня застывшей на месте, ласково встряхнула и объяснила, что свет мигал из-за того, что электрик исправлял какие-то «помехи» в проводке. Я помню, что тогда же и начала считать. Когда появилась мама, я как раз дошла до цифры 412.

Наверное, я считала с того самого дня. Я всегда предпочитала объяснять происходящее в окружающем мире с помощью микроскопа, пробирки или лакмусовой бумаги, но когда это было невозможно, я начинала нервничать. Меня охватывало беспокойство, как будто я оказывалась в глубокой части бассейна и вдруг понимала, что не умею плавать. И тогда мне помогал счёт. Он замедлял мои бешено скачущие мысли. Делал дыхание ровным. Я становилась смелее. Но мне также было очень стыдно.