Швейцарец. Возвращение - Роман Злотников

Закончив с редактированием файла, Алекс откинулся на спинку кресла и устало потер глаза. Скорей бы тридцатое марта… Но тут же встрепенулся и одернул себя. Блин, да что он такое говорит! Он же совершенно не готов! Взять хотя бы те же «чертежи лучших линкоров и линейных крейсеров». После того трехчасового обсуждения в «закутке» отставного капитана второго ранга из Музея Военно-морского флота, Алекс согласился, что при создании программы развития РККФ лучше не замахиваться ни на какие линкоры, а ограничиться кораблями класса максимум тяжелых крейсеров. Ну не нужны СССР линкоры от слова совсем. Тем более что до войны он их построить не успеет, а после войны они очень быстро станут практически бесполезны. Потому что от противокорабельных ракет и мощных дальноходных торпед с неконтактными взрывателями никакая броня им уже не поможет, а чудовищные четырнадцатидюймовые орудия не слишком эффективны против главной ударной силы послевоенных флотов – авианосцев и подводных лодок. Да даже против эсминцев с противокорабельными ракетами они уже тоже не тянут… А вот средств и ресурсов на разработку и начало строительства эти весьма дорогие «игрушки» могут оттянуть ой как много. Та же «Айова» имеет водоизмещение почти в шестьдесят тысяч тонн. А танк «КВ» весит чуть больше сорока. И это «КВ», а тот же «Т-34» в полтора раза легче! То есть даже если считать грубо по весу, вместо одного линкора можно было сделать почти полторы или даже две тысячи танков. И что в войне для СССР будет нужнее?

Но вот проработка проектов тех самых тяжелых, а также легких крейсеров и эсминцев пока была в самом разгаре. Да и по остальному корабельному и катерному составу шел активный отбор вариантов. И что-то более-менее законченное должно было появиться только месяца через три-четыре… А сколько ещё было вопросов по промышленности? Да и со стратегией работы на американском фондовом рынке тоже ещё далеко не всё гладко. Вернее, исходники-то уже все в наличии, но вот всё остальное…

Короче, спать Алекс отправился только через три часа с больной головой и в некотором раздрае.

– Может быть, мне всё-таки остаться? – угрюмо уточнил Жак. – А то мало ли? Будет как в прошлый раз…

Алекс улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Не волнуйся, я уверен – на этот раз всё будет хорошо. Но на всякий случай задержись на сутки в Люцерне. Если я не отзвонюсь в течение этих суток – значит, всё нормально…

Жак молча кивнул, ещё пару мгновений потоптался возле полусгоревшей стены, в которой они пробили довольно большой проход, после чего забрался в фургон и, развернувшись, осторожно двинулся в сторону дороги. Подъезд к дому был изрядно поврежден ещё пожарными машинами во время устроенного Жаком более года назад пожара, ну а остальное доделали время и погода. Так что разгруженному фургону добраться до асфальта было непросто. Но Жак справился. Алекс молча проводил взглядом автомобиль, скрывшийся за деревьями, и, развернувшись, двинулся внутрь обгоревших остатков своего дома. Что-то он как-то часто стал гореть. Только на его памяти третий раз. И два из них – его собственная заслуга. Пожалуй, стоит прекратить эту практику. Ну, если этот его очередной прорыв в прошлое в этот раз увенчается успехом…

Та встреча с сесидовцем оказалась только началом его проблем. Хотя Алекс узнал об этом лишь через полтора месяца после разговора с сеньором Бесерра. То есть как раз в тот момент, когда находился в жутком аврале.

Короче – всё пошло привычно. То есть через задницу! А конкретно – его просто завалило информацией. И виноват в этом был он сам. Нет, изначально все его «хотелки» выглядели вполне терпимо. Но как только он начал разбираться с ними предметно, так объем информации, необходимой для того, чтобы, как говорил последний генсек – процесс пошел, сразу же начал расти как снежный ком. Потому что одна проблема тут же тянула за собой другую, другая – третью и так далее… да-да, почти по каждому направлению начинали вылезать те самые «кубики», о которых Алексу рассказывал отставной капитан второго ранга из Музея Военно-морского флота во время их первой встречи. Причем, для того чтобы планируемые процесс или технология оказались реально достижимы – большинство этих «кубиков» требовалось освоить с нуля. Например, взять ту же сварку, с каковой ему порекомендовал начать тот дедок – едва только Алекс приступил к предметному изучению вопроса, как тут же выяснилось, что для того, чтобы внедрить ее в кораблестроение в достаточно широком масштабе, требуется заложить ещё парочку рудников (а лучше заодно и построить город Норильск), а также возвести два-три завода или как минимум крупных цеха – для организации производства не только совершенно новых сплавов, необходимых для изготовления сердцевинного прутка электродов, способных варить специальные, нержавеющие, броневые и марганцовистые стали, но ещё и их обмазки. Или та же связь, чью непременную важность так настойчиво подчеркивали и дедок из Военно-морского музея, и «уважаемый Семён Лукич». Как вам такой факт, что для того, чтобы только начать заниматься полупроводниками, требуется сначала организовать производство исходных материалов для них? Ну не умеют в СССР пока ни выделять германий и галлий из полиметаллических руд, ни очищать кремний до требуемого уровня! И это только первая проблема из почти дюжины, которые требовалось решить для налаживания производства даже самых примитивных полупроводников типа диодов и триодов. С лампами – свои заморочки. Даже с обычными, не говоря уж о стержневых. Там вообще мрак… Вследствие чего начать производство чего-то, подобного первой советской переносной станции типа А-7[34], образца сорок второго года, даже при условии успешного освоения всех передаваемых технологий, Советский Союз должен был не раньше тридцать пятого года. С самолетными и танковыми было получше, но – это если не внедрять какие-то новые образцы, а ограничиться теми, которые СССР и так начал производить в уже описанной истории. Да и в этом случае, если удастся исполнить все рекомендации, то, скажем, ту же 71-ТК[35] в производство должны были запустить ничуть не раньше, чем и в уже состоявшейся реальности. Никак раньше не получалось… Выигрыш же мог получиться только в более быстром наращивании объема их производства. Ну а на новые образцы переход мог состояться никак не ранее тридцать шестого года. И только в том случае, если сформулированные предложения удастся воплотить в жизнь… Нет, самому лично копаться в материалах и выстраивать подобные технологическо-производственные цепочки парню не пришлось – их, естественно, разработали другие. Но ведь всю подготовленную ими информацию требовалось хотя бы бегло просмотреть. Ну, как минимум, чтобы в тексте не оказалось явных анахронизмов[36] типа: «Данный метод сварки был впервые применен в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году при строительстве моста Веррацано-Нарроуз…» Каково будет какому-нибудь инженеру или технику прочитать нечто подобное в двадцать девятом? Ведь подобные материалы, скорее всего, пойдут напрямую исполнителям, совершенно точно не погруженным в главную тайну. И тогда – прощай секретность, со всеми вытекающими негативными последствиями как для него лично, так и для СССР в целом… То есть объем информации, с которой ему требовалось ознакомиться, очень быстро превысил все мыслимые пределы. Так что Алексу пришлось даже наступить, так сказать, на горло собственной песне и резко сократить все свои «хотелки» в области химии. Изначально он собирался принести в прошлое «в клювике» довольно большой пакет информации, начиная с изомеризации и платформинга и заканчивая технологиями производства капрона и нейлона. Однако в итоге пришлось ограничиться только усовершенствованием технологии производства искусственного каучука и ректификационными установками. Поскольку, как выяснилось, у первого советского каучука были проблемы с износостойкостью, вследствие чего советские шины ходили в два-четыре раза меньше западных. Нет, во многом это было вызвано тем, что на Западе в состав резинотехнических изделий в заметных объемах добавлялся натуральный каучук, чего СССР в промышленных масштабах не светило от слова совсем, но кое-какие технологии более поздних времен способны были серьезно сократить подобный разрыв… А те образцы ректификационных установок, которые имелись и строились в СССР в двадцатые и тридцатые годы, с современной точки зрения иначе чем жуткими черными дырами назвать было нельзя – высокие попутные потери, жуткое количество сырья, уходящего в отход, и крайне низкий процент выхода товарного топлива. Ну по собственными критериям Алекса… При этом, в отличие от тех же нейлона и капрона, без крекинга СССР точно было не обойтись. А для его совершенствования, то есть увеличения КПД и срока службы этих установок, нужен был не только гигантский объем расчетов, но ещё и наработанные многолетние статистические базы. То есть то, на чем считать. Вследствие чего без прямой помощи «попаданца» даже интенсификация собственных исследований ничем советской химической промышленности помочь не могла. Между тем при применении технологических решений хотя бы времен шестидесятых, освоение каковых, кстати, особых затруднений для СССР начала тридцатых не должно было составить больших проблем, поскольку они были просто результатом массы накопленных небольших, по сути, технологических изменений, скачок параметров получался впечатляющий… И на этом химия закончилась. А вот всё остальное – нет.