Постдемократия - Колин Крауч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В феминизме присутствуют все ключевые ингредиенты значительного демократического явления: экстремисты-радикалы, трезвые политики-реформаторы, хитрые реакционеры, подхватившие лозунги движения и подающие их в диаметрально противоположном ключе, всевозможные культурные проявления и элитарного, и массового характера, постепенное проникновение в язык простых людей отдельных элементов языка этого первоначально эзотерического движения. Со временем и политическая система начала реагировать на требования женщин при помощи весьма разносторонней политики. Параллельно с этим возрастал интерес политических и деловых элит к вовлечению женщин в ряды рабочей силы. Странноватое и, возможно, нестабильное состояние современных гендерных взаимоотношений, при котором явно подразумевается, что и мужчины, и женщины должны работать, но при этом женщины все равно остаются главными хранителями семьи, делает женщин идеальными кандидатами для должностей на полставки; так удовлетворяется потребность компаний в гибкой рабочей силе. А государство радуется увеличению числа налогоплательщиков, связанному с массовым выходом женщин на работу. Но это отнюдь не снижает значения феминистского движения, а лишь его укрепляет. В конце концов, политический рост рабочего класса точно так же сопровождался растущей зависимостью экономики от его потребительских возможностей.
Вышеперечисленные факторы продолжают сдерживать способность женщин к политической независимости, но весь опыт феминизма представляет собой островок демократии в рамках общего наступления постдемократии, напоминая нам о том, что важные исторические тенденции порой можно переломить.
С учетом вышеизложенного мы легко можем оценить положение так называемых реформаторских группировок во многих левоцентристских партиях, таких как «Третий путь», новые лейбористы, Neue Mitte или riformisti. Бывшая социальная база их партий стала ассоциироваться с упадком, уходом в оборону и поражением, перестав служить надежным отправным пунктом для установления контактов с обращенными в будущее явлениями — либо происходящими в рамках электората, либо связанными с животрепещущими проблемами. Организации, призванные доводить До политиков чаяния народа — сами партии и связанные с ними профсоюзы, — все сильнее отдаляются от точек роста в среде электората и рабочей силы и подают дезориентирующие сигналы в отношении политических приоритетов новых людских масс постиндустриального общества.
Особое место в этом отношении занимают британские новые лейбористы. Как отмечалось выше, бри-ганский пролетариат, когда-то составлявший фундамент одного из наиболее мощных рабочих движений в мире, в начале 1980-х пережил ряд особенно болезненных поражений. Лейбористская партия и профсоюзы отчаянно шарахнулись влево именно в тот момент, когда развалилась прежняя социальная база левой политики. Эти события поставили во главе партии новых людей, самым решительным образом настроенных отмежеваться от ее недавнего прошлого. Однако в результате такой стратегии партия лишилась сколько-нибудь четко выраженных социальных интересов — за крайне многозначительным исключением существенно большего внимания к насущным женским вопросам, нежели того, что было свойственно консерваторам и лейбористам прежних эпох, чего, собственно, и следовало ожидать в контексте предшествующего обсуждения. Но во всех прочих отношениях смену лейбористов новыми лейбористами можно понимать как результат кошмарных 1980-х, когда демократическая модель утратила свою жизнеспособность, как замену партии, пригодной для демократической политики, на партию, пригодную для постдемократии.
Это позволило Лейбористской партии постепенно отказаться от своей прежней социальной базы и стать партией для всех, в чем лейбористам сопутствовал исключительный успех. За исключением шведской Социал-демократической партии, британская Лейбористская партия за последние годы добилась наиболее впечатляющих электоральных результатов из всех европейских партий левоцентристского толка. (Следует, однако, отметить, что в значительной степени такой успех был обусловлен особенностями британской избирательной системы, которая затрудняет организованную критику партийного руководства и в то же время наделяет непропорциональным влиянием в парламенте ту партию, за которую избиратели отдали больше всего голосов.)
Но партия, не имеющая конкретной социальной базы, все равно что существует в пустоте, а именно этого не терпит политическая природа. Эту пустоту бросились заполнять окрепшие корпоративные интересы, воплощенные в новой агрессивной и гибкой модели компании, цель которой — максимизация акционерной стоимости. Этим объясняется парадокс правительства новых лейбористов. Оно выступало в качестве новой, свежей, модернизирующей силы, нацеленной на перемены; но ее повестка дня в области социальной и экономической политики чем дальше, тем все явственнее становилась продолжением предшествовавших восемнадцати лет неолиберального правления консерваторов.
То, что британские новые лейбористы выходят за рамки сближения и сотрудничества с деловыми интересами, характерного для всех социал-демократических партий, и превращаются в партию деловых кругов, доказывается целым рядом моментов, среди которых не последнее место занимают проявившиеся в течение 1998 года необычные отношения между многими министрами, их советниками, профессиональными лоббистами, за деньги обеспечивающими доступ компаний к министрам, и самими этими компаниями. В той степени, в какой некоторые из этих действий предпринимаются с целью поиска источников партийного финансирования среди бизнесменов взамен прежнего финансирования со стороны профсоюзов, они самым непосредственным образом вытекают из вставшей перед лейбористами дилеммы поиска иной социальной базы взамен рабочего класса. В итоге мы получаем многообразные последствия, позволяющие увязать данную дискуссию с приведенной в предыдущей главе дискуссией о политическом усилении корпоративной элиты и с ожидающей нас в следующей главе дискуссией об изменениях во внутренней структуре политических партий.
Новые лейбористы остаются исключительным примером среди европейских левоцентристских реформаторов — ив том отношении, что они зашли дальше всех прочих, и в том, что добились значительных электоральных успехов, вызывая зависть у многих братских партий. Однако данная тенденция наблюдается почти повсеместно; собственно, в смысле довольно сомнительного поиска источников финансирования среди деловых кругов новые лейбористы, возможно, запятнали себя не так сильно, как их коллеги из Бельгии, Франции или Германии. В политическом плане, если Neue Mitte в Социал-демократической партии Германии или riformisti в итальянской Партии демократических левых сил еще не сделали такого решительного шага навстречу бизнесу, как новые лейбористы, то лишь потому, что они по-прежнему готовы идти на серьезный компромисс с профсоюзами и другими составляющими индустриального общества, а не потому, что нашли формулу для выражения принципиальных интересов нового эксплуатируемого населения постиндустриального общества.
Одновременно с тем потенциальная радикальная и демократическая повестка дня не находит себе применения. В более чистых рыночно-ориентированных обществах, к которым мы движемся, резко усиливается неравенство в доходах, а также относительное и даже абсолютное обнищание. Возрастающая гибкость рынков труда делает жизнь очень нестабильной — по крайней мере для нижней трети трудящегося населения. В то время как сокращение занятости в промышленном производстве и в угледобыче снизило долю грязной и опасной работы, занятость в новом секторе услуг имеет свои отрицательные стороны. В частности, работа в быстрорастущем секторе личных услуг нередко влечет за собой подчинение трудящегося нанимателям и клиентам, возрождающее многие унизительные черты прежнего мира домашней прислуги.