Падение Стоуна - Йен Пирс

— Не уходи, — сказала она. — Останься со мной.

— Крайне важное дело, — сказал я. — Мне нужно увидеться с Макинтайром. Это великий день. Но скажи мне, прежде чем я уйду, скажи мне, что нового?

Она покачала головой:

— Я не могу сказать ничего, что тебе было бы приятно.

— Почему? Что случилось?

— Мой муж. Он становится все хуже и хуже, даже исступленнее, чем ты, но в отличие от тебя не для того, чтобы дать мне радость.

— По его виду этого не скажешь.

— Ты мне не веришь? Считаешь меня лгуньей?

— Конечно, нет. Я же просто сказал…

— Ты видел рубцы? Раны? Если он сломает мне ногу, поставит синяк под глазом, ты будешь счастливее? Это лишь вопрос времени, знаешь ли. Я уверена, в конце концов ты будешь удовлетворен.

— Ничего подобного я в виду не имел.

— Ты его не знаешь, — сказала она уже в ярости. — Я боюсь, страшно боюсь, до чего он может дойти в очередном припадке. Если бы я только могла убежать куда-нибудь! Но это несбыточно, теперь я это знаю. Для меня нет спасения.

Я снова сел на кровать и обнял ее. Уютно пристроив голову к моей шее, она поглаживала мои волосы.

— Просто быть с тобой придает мне мужества, — сказала она нежно. — Но оно исчезает, когда тебя нет рядом. Знаешь, я грежу о том, чтобы быть с тобой все время. Едва я встретила тебя, я поняла, что ты — все, чего я желала, все, чего я когда-либо желала в мире. Но ты не чувствуешь ко мне того же, я знаю.

— Нет, чувствую!

— Значит, мы должны быть вместе! — вскричала она, глядя мне в глаза. — Так или иначе, но должны! Это наша судьба, я знаю. Пожалуйста, скажи мне, что ты согласен. Скажи сейчас!

— Я не могу. Ты знаешь, я не могу.

— Ты не хочешь.

— Ты оставишь своего мужа, свою жизнь…

— Это не жизнь, — сказала она брезгливо. — Что это за жизнь, как ты думаешь? Ютиться в лачуге с хнычущим ребенком и таким человеком? Что это за жизнь в сравнении с тем, что мы могли бы обрести вместе, только ты и я, вдвоем и совсем одни?

— Легко мечтать, пока ты здесь, в Венеции, вдали от суждений общества, — сказал я. — Когда вернешься в Англию, ты можешь решить, что сделала неверный выбор.

— Ты думаешь только о себе, — сказала она с горечью. — Ты рад встречаться со мной здесь в этой комнатенке, пока никто про это не знает. Но я не стою и одного неодобрительного взгляда в свете. Ты берешь все, чего хочешь, я же даю. И я счастлива этим. Я бы умерла ради тебя. Очень хорошо. Я буду твоей шлюхой, чтобы ты получал свое удовольствие, когда захочешь. Для меня этого достаточно, это приносит мне единственную радость, возможную для меня в мире. Я не хочу ничего, чего ты не хочешь дать мне.

Она умолкла, но я ничего не сказал.

— Обещай, что ты увезешь меня от него навсегда. Обещай сейчас.

Опять долгое молчание. Потом я сказал:

— Нет.

Я хорошо помню. Стояла полная тишина, нарушаемая чуть слышными звуками — люди внизу катили бочки. Она лежала на кровати, я рядом с ней. Внезапно мы отдалились: она свернулась калачиком, а я приподнялся, сел — и пропасть стала колоссальной и непреодолимой.

— Ты такой же, как другие, — сказала она коротко и холодно. — Ты хочешь избавиться от меня и нашел предлоги. Я чувствовала, как это зреет в тебе: я ждала этого и только гадала, какие причины ты подберешь для себя. Почему не сказать просто и прямо? Почему? Зачем притворяться, будто это для моего же блага?

— Какие «другие»? Дреннан, например? — спросил я, все еще удивительно спокойный.

Она засмеялась.

— Почему ты смеешься?

Она пожала плечами.

— Ты дала мужу опиум перед сеансом? Подготовила маркизу, сообщив ей сведения, какие, ты знала, она использует, впав в транс?

Легкая удовлетворенная улыбка и никакого ответа.

Я ждал какой-нибудь истории, в какую мог бы поверить, чего-то, что успокоило бы меня, убедило бы, как глуп я был, усомнившись в ней. Но не получил от нее ничего.

— Ты хочешь оставить меня, — сказала она. — Я знаю, что да. Почему не сказать прямо? Отдохнул — и назад к женушке в Англии.

Она секунду смотрела на меня, затем сказала лукаво и вкрадчиво:

— А ты не думаешь, что она заслуживает узнать, как ты проводил свое время?

— Что ты сказала?

— Дорогая миссис Стоун, я была любовницей вашего мужа, пока не наскучила ему. Он соблазнил меня на пляже, пока вы сидели дома. Я…

— Замолчи!

— Ты же на самом деле не думаешь, что можешь бросить меня здесь и вернуться в Англию, будто ничего не было? Или думаешь? Я никогда тебя не оставлю. Буду следовать за тобой до дня твоей смерти. Ты удивлен? Я — нет. Мне все равно, кто знает про тебя, или что они думают обо мне.

— Довольно, говорят тебе!

— Почему? В чем дело? Ты расстроился? О! — сказала она с насмешливым сочувствием. — Ты считаешь себя обманутым. Как грустно. Я и забыла. Ты же единственный, кому дозволено обманывать друзей и врать.

— Думаю, мне пора уйти. Будет лучше, если я больше тебя не увижу.

— Для тебя, может быть. Но не для меня.

Я направился к дверям, а она начала одеваться.

— Знаешь, что я собираюсь сделать сейчас? — сказала она с улыбкой.

— Что?

— Думаю, пора Уильяму узнать правду обо всем, согласен? Просто предвкушаю рассказать ему, как мы занимались любовью, пока он ждал снаружи. И как тебе это доставляло особенное удовольствие. Это может окончательно его доконать, как по-твоему? А когда я освобожусь от мальчишки, настанет твой черед. — Она бросила на меня такой взгляд, что у меня по спине пробежала дрожь.

— Ты ничего подобного не сделаешь.

— И ты намерен остановить меня… как именно?

Я молчал.

— Сколько?

Это сказала она, а не я. Это была ошибка, полнейший просчет. Она вернула ситуацию в область, мне понятную. До этого момента управляла она, я всего лишь шел на поводу.

— И что это подразумевает?

— Словечко моему мужу, письмо твоей жене. Сколько?

— А по-твоему?

— Думаю, сто фунтов будет в самый раз.

— Сто фунтов?

— В год.

И тут рассмеялся я.

— Знаешь, пока ты этого не сказала, во мне оставалась жалость к тебе. Ты правда думаешь, что я буду содержать тебя до конца твоих дней? Я не делал ничего такого, чего не делала бы ты сама. Должен я тебе не больше, чем ты должна мне. Позволь сказать, сколько стоит твое молчание. Ровнехонько ничего. Ни пенни. Ты ничего не сделаешь в обмен на ничего. Честная уплата с обеих сторон. Иначе ты пожалеешь, что угрожала мне. Больше всего ты пожалеешь об этом.