Красно-коричневый - Александр Проханов

Остановленная выстрелами толпа напирала с проспекта. Другая ее половина, обстрелянная и сметенная, лежала на земле, за парапетом, в кустах и деревьях. Но уже шевелилась, поднималась, бежала к мэрии. Грузовик, который недавно таранил заграждения, снова двинулся, въехал на пандус. Водитель в кабине крутил баранку, в кузове примостились стрелки, трепетал, развевался на металлической стойке красный флаг.

«Ну, тарань, тарань!..» – торопил Хлопьянов, боком пробираясь вдоль каменной лестницы, стараясь слиться с шершавым гранитом, не подставить себя солнечным стреляющим окнам. «Тарань!..» – повторял он в радостном предчувствии боя, уповая на удачу, на свои сильные напряженные мышцы, на оружие.

Грузовик разогнался на пандусе и ударил радиатором в стеклянные двери. Проломил, осыпал стекла, застрял в переборках. Из глубины ударили ему в лоб автоматы, набили радиатор пулями, разнесли в пыль лобовое стекло. Несколько трассеров вынеслось и погасло на солнце.

Грузовик попятился, окутанный паром, отекая пробитым радиатором, вынося на себе осколки. Водитель радостно крутил руль, не обращая внимания на стрельбу. Разогнался и долбанул переборки дверей, еще глубже вгоняя машину в нутро здания. Пока он дергался, скрежетал, пытался выдраться назад, на пандус, Вождь и два его дюжих бойца двинулись вдоль стеклянного цоколя мэрии, выставили автоматы, в длинных плавных движениях переставляли ноги, все трое похожие на фигуристов, синхронно, на льду исполняющие групповой танец. Они обстреливали просторные окна, стекла вяло, тяжело осыпались, словно весенние сосульки, а стрелки, танцуя, бежали дальше, посылая в глубь мэрии грохочущие очереди. Хлопьянов, отставая от них, поскальзываясь на плоских осколках стекла, бежал следом, всаживая свои редкие выстрелы в темную дымную глубину.

В проломы, в туман и дым, по хрустящим осколкам вбегала толпа. Орали, визжали, всасывались в глубь здания, катились по этажам, коридорам, вламывались в кабинеты. На пандус вбежал казак Мороз, окруженный гурьбой казаков, златобородый, лихой, путаясь в долгополой шинели. Красный генерал, в косом берете, небритый, носатый, раздувая гневные ноздри, увлекал за собой автоматчиков.

– Товарищ генерал!.. – кинулся к нему Хлопьянов, вдруг вспоминая на мгновение свою изначальную задачу, добытые разведданные, разгаданный план врага. Но генерал ошалело взглянул на него, на его воздетый кулак с пистолетом. – Стоять у входа!.. Никого не пускать!.. Намолотят трупов!.. – И пригнувшись, вдруг молодо, по-козлиному прыгнул в глубь здания. Морпех, зло чертыхнувшись, прыгнул следом.

Все длилось секунды, минуты, почти не имело протяженности, сливалось с недавним бегом по Садовой, который привел их к Дому Советов, вознес на ликующий гребень и с этого гребня кинул в мэрию, к солнечным окнам, вдребезги разбитому дымящему грузовику, в глубь проемов с кривыми, висящими осколками стекол, и все это длилось мгновение, и Хлопьянов стоял у дверей с опущенным пистолетом, а наружу уже выходили взволнованные шумные люди.

Появился казак Мороз, сияющий, с огненной золотой бородой, в сбитой набок папахе. Его алые лампасы нарядно, победно струились, автомат картинно висел на плече. Следом из стеклянных дыр выходили пленные солдаты, без конвоя, смущенные, оробевшие, тревожно поглядывающие на толпу.

– Граждане!.. – возвещал казак. – Эти воины перешли на сторону Дома Советов, и теперь они в наших рядах!.. Приветствуем их!..

И толпа наивно возликовала. Уже любила этих растрепанных, нахохленных солдат, обнимала их, целовала, одергивала на них смятые шинели. Женщины тянули им цветочки. Баррикадник ломал хлеб. Солдаты, осмелев, начинали улыбаться, обнимались, братались с народом, их круглые зеленые каски плыли в толпе среди кепок, шляп и платков. И впереди виднелась косматая папаха казака Мороза, вспыхивала его золотая борода.

Появился Вождь, усталый и взмокший. Его бойцы, увешанные трофейным оружием, разгоряченные, из боя, вывели несколько милиционеров в бронежилетах. У одного под глазом наливался синяк. У другого был оторван рукав шинели. Милиционеры по-овечьи жались друг к другу. Конвоир тыкал в них коротким стволом автомата, приговаривал:

– Вперед, суки!.. Пусть на вас люди посмотрят, по которым вы стреляли!..

Народ негодовал. К милиционерам тянулись сжатые кулаки. Кто-то крикнул: «Убийцы!». Этот крик, как ядовитый огонек, побежал по толпе, к ее начиненному динамитом центру, готовый ее взорвать. Но Вождь оглянулся, поднял вверх руку, останавливая негодующих.

– С ними трибунал разберется!.. А мы своих рук не измараем!..

Обожающая толпа закричала ему: «Слава России!» Его подхватили, понесли на руках. Он плыл над толпой, увешанный автоматами, с пшеничными усиками. Был чем-то похож на маленького точеного сокола, готового взлететь.

Из проломленных дверей, откуда вяло сочился дым, вышли баррикадники с трофейными щитами, дубинками. Вывели тощего затравленного человека в длинном модном пальто, без шапки, с исцарапанным бледным лицом. Человек был разут, в носках, сутулился, сгибал тонкую шею, близоруко, мучительно щурился. Его лицо выражало страх, вымаливало пощаду.

– Мужики, мэра поймали!.. Под столом сидел!..

– Какой это мэр!.. Тот короткий, а это глист!

– Значит, зам мэра!.. Это он, падла, у Дома Советов воду и свет отключил!.. Он нас мучил!

– Вот мы ему к яйцам электричество подключим!

Пленник затравленно озирался. Топтался босыми ногами на холодном асфальте. В него летели скомканные газеты, плевки, комья грязи. А он вытягивал тонкую шею, мучительно, жалобно улыбался.

Из толпы вылез здоровенный баррикадник. Держал в руках пустой картонный ящик из-под пива. С силой ударил ящиком пленника, насаживая картонный короб ему на плечи. Лысоватая голова, пробив картонное дно, высовывалась из ящика. Пленник стал похож на чертика, выглядывающего из табакерки. Плакал среди ненавидящей его толпы, был готов принять смертную муку.

– Отставить!.. – из мэрии, окруженный охраной, появился Красный генерал. Усыпанный штукатуркой, в незастегнутом бронежилете, грозный, веселый, с приподнятыми бровями, под которыми молодо блестели круглые птичьи глаза. – Чучело это не трогать!.. Доставить в Дом Советов в качестве рекламы дешевого пива!.. С этой минуты нет у нас больше ни мэров, ни пэров, ни херов!..

Народ, мгновенье назад готовый растерзать своего мучителя, застонал, загрохотал от смеха. Повторял на все лады, с прибаутками, с матюгами, шутку любимого генерала. Несчастного в картонном ярме куда-то увели. Толпа гомонила, гоготала вокруг Красного генерала, норовила коснуться его, тронуть его бронежилет, надышаться одного с ним воздуха, запомнить себя рядом с ним.

Перед балконом Дома Советов шел митинг. На балкон к микрофону выходили депутаты, истосковавшиеся по цветистым речам, патетических призывам, обличениям и воззваниям.

Люди на балконе, известные и неизвестные, красноречиво или косноязычно говорили все об одном – о победе, о свободе, о вольнолюбивом народе, скинувшем чужеродное иго.