Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги - Игорь Зимин

Глава Временного правительства А. Ф. Керенский

Бегство А. Ф. Керенского из Зимнего дворца

Если обратиться к «политическим легендам» Зимнего дворца, то самый заметный след среди них оставили события ночи «штурма Зимнего» (с 25 на 26 октября 1917 г.). Мифотворчество об этом дне шло как со стороны «красных», так и «белых». Спектр легенд довольно широк, поэтому остановимся только на некоторых из них. Например, о бегстве в ночь штурма из Зимнего дворца главы Временного правительства А. Ф. Керенского в костюме сестры милосердия. В учебнике по «Истории СССР» для 10-го класса имелась репродукция картины Кукрыниксов, на которой Керенский натягивает на себя платье с красным крестом сестры милосердия. Но сегодня хорошо известно, что А. Ф. Керенский покинул Зимний дворец за сутки до его штурма в открытом автомобиле, одолженном в американском посольстве.

Женский ударный батальон на защите Зимнего дворца

Женский ударный батальон М. Бочкаревой (на заднем плане)

Этот миф, столь удачно запущенный в общественное сознание монархистами и подхваченный большевиками, буквально «жег» эмигранта Керенского. Встретившись с видным советским журналистом в 1966 г. А. Ф. Керенский прежде всего заявил: «…Ну скажите там, в Москве, – есть же у вас умные люди! Ну не бежал я из Зимнего дворца в женском платье!

– Александр Федорович, но это же не большевики придумали, – ответил я. – Об этом впервые написал младший брат начальника юнкерской школы, которая должна была оборонять Зимний…

– Да они ж меня все ненавидели и ненавидят! – взорвался Керенский. – Они ж монархисты… Вы знаете, как они меня называли? „Александра Федоровна“! Они намекали на то, что я якобы спал на кровати императрицы Александры Федоровны. А я, клянусь Богом, там не спал!». В последней фразе – еще один отголосок одной из легенд Зимнего дворца.

Из «белых» легенд известны истории о том, что в ночь штурма Зимнего дворца императорскую резиденцию полностью разбила артиллерия большевиков. Много говорили о том, что большевики разграбили Зимний дворец и Императорский Эрмитаж. Не обошли слухами и «бочкаревских дур» – «Женский ударный батальон смерти». Якобы весь личный состав батальона изнасиловали революционные матросы. Это не так, поскольку еще до начала «штурма», около 22 часов, ударницы выслали парламентеров с просьбой выпустить их из дворца. Комиссар ВРК В. Антонов-Овсеенко потребовал их полного разоружения, так как они уже приняли участие в боевых действиях. После этого вереница ударниц, сдав оружие, потянулась из Комендантского подъезда в сторону Миллионной улицы. Сначала их временно разместили в казармах Павловского резервного полка, затем перевели на Петроградскую сторону в казармы Гренадерского полка. Как писал В. Маяковский:

Тогда, конечно, не обошлось без эксцессов, поскольку ударниц подвергали всяческим оскорблениям. Но вскоре Петроградский совет принял решение о возвращении арестованных ударниц на место их дислокации в Левашово. В середине ноября 1917 г. Женский батальон расформировали.

Кстати, командира Женского батальона поручика М. Л. Бочкаревой в Зимнем дворце на момент штурма не было. Поэтому в качестве примера отчаянного исторического мифотворчества приведем отрывок из мемуаров одного из «защитников» Зимнего дворца, в котором описывается «геройская смерть» Марии Бочкаревой, командовавшей «батальоном смерти»: «Наше положение становилось критическим: водопровод был кем-то и где-то закрыт, электричество выключено[1035], и, по сообщению „разведчиков“, красногвардейцы, матросы и солдаты Преображенского запасного батальона пробрались в чердачное помещение дворца. Вскоре мы ясно расслышали, что над нашей штабной комнатой сверху разбирается потолок. Я приказал во всех проходах и лестницах устроить баррикады из имеющейся в покоях мебели.

М. Л. Бочкарева

В начале 4-го часа[1036] за баррикадами появились большевики. Начался форменный комнатный бой, длившийся более часу, пока окончательно не стемнело. Нападавшие, которые оказались пьяной толпой, покинули дворец, и мы несколько вздохнули. Где-то нашелся ящик со свечами, и я стал обходить наши баррикады. Что представилось нашим глазам при тусклом свете мерцающих свечей, трудно описать. Пьяная ватага, почуяв женщин за баррикадами, старалась вытащить их на свою сторону. Юнкера их защищали. Груды убитых большевиков удвоили высоту и ширину баррикад, получился словно бруствер из трупов[1037]. Тем не менее большинство ударниц все же попали в лапы разъярившихся бандитов. Всего, что они с ними сотворили, я описать не могу – бумага не выдержит. Большинство были раздеты, изнасилованы и при посредстве воткнутых в них штыков посажены вертикально на баррикады. Обходя весь наш внутренний фронт, мы наткнулись в коридоре, у входа в Георгиевский зал, на жуткую кучу: при свете огарков мы увидали человеческую ногу, привязанную к стеклянному канделябру, груда внутренностей, вывалившихся из живота, из-под которого вытягивалась другая нога, прижатая мертвым телом солдата; по другую сторону вытянулся красногвардеец, держа в зубах мертвой хваткой левую руку жертвы, а в руках оборванную юбку. Голову жертвы покрывала нога матроса, который лежал поверх. Чтобы разглядеть лицо женщины, нам пришлось оттянуть труп матроса, но это было нелегко, так как она в борьбе зубами вцепилась в ногу матроса, а правой рукой вогнала кинжал ему в сердце. Все четверо уже окоченели. Оттащив матроса, мы узнали командиршу ударниц»[1038]. Заметим мимоходом, что якобы столь эффектно погибшая «командирша ударниц», героически «вцепившаяся в ногу матроса» и «вогнавшая кинжал ему в сердце», – это Мария Леонтьевна Бочкарева, расстрелянная в Красноярске чекистами в мае 1920 г.