Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Юноша лихорадочно хватался за возникающие в голове идеи, но ничего путного пока не приходило на ум.

Приблизиться к замку оказалось неожиданно легко. Немногочисленные арендаторы, обрабатывавшие свои поля вдоль дороги, просто отворачивались и делали вид, будто полностью поглощены работой. В деревушках, состоявших из двух или более крестьянских дворов, через которые проходила дорога, дети убегали в хижины; собаки же лаяли на них с безопасного расстояния. Атмосфера здесь настолько была пропитана страхом, что люди застревали в ней, как в шахте колодца, и больше не могли выглянуть наружу.

В конце концов они свернули с дороги и привязали лошадей в небольшом сарае-сеннике в стороне от тракта. Сарай был пуст, как и следовало ожидать в это время года, но они обнаружили в нем старую корзину и полудюжину дырявых и полуистлевших покрывал, которые навели Агнесс на одну мысль. Закутав себя и Леону в плохо пахнущие покрывала, она и бывшая служанка потащили корзину по направлению к замку, как будто у них там были дела. Агнесс надеялась, что с помощью этой маскировки совершенно беспрепятственно проникнет в замок. Вацлав же, который не вписывался в их компанию, получил задание поискать около замка возможные потайные входы.

По большей части в тех местах, где стояли замки, не было никакого леса. Деревья, которые не использовали как стройматериал для крепости, вырубали, чтобы не предоставлять осаждающим естественное укрытие и древесину для постройки осадных машин. Кроме того, замок нуждался в запасах продовольствия, и чем ближе они выращивались, тем проще их было транспортировать в пункт назначения. Вследствие этого замки были окружены, как правило, обширными полями и огородами, единственное исключение составлял непременный фруктовый сад.

Пернштейн, возвышаясь над верхушками деревьев подобно рукотворной горе, словно позабыл, что следует принимать подобные меры предосторожности. Вацлав без особого труда прокрался почти к подножию крепостных стен, все время находя укрытие между стволами и в густых зарослях. Один раз он даже спрятался за полуразрушенной часовней, решетчатые ворота которой косо висели на петлях, а Мадонна из-за мороза, воды и разницы температур стала уже сама на себя не похожа. Притеснение и страх чувствовались здесь на каждом шагу. Там, где, собственно, должна была бы господствовать атмосфера шумной, бурлящей жизни, какая обычно бывает в крепости, населенной солдатами, многочисленной прислугой и владельцами, только кое-где между зданиями мелькали отдельные фигуры, как если бы они были мышами в мире, где господствуют кошки. Местность вокруг представляла собой крутые склоны; в северный край замковой скалы, где сейчас находился Вацлав, врезалось русло ручья. Но даже ручей глубоко под ним не мчался и не бурлил, а тихонько вползал в скалу. От воды поднимался тухлый запах.

Внезапно гробовая тишина закончилась. Обойдя центральную башню, чтобы прежде всего не упускать из виду мост, с которого его могли бы обнаружить, Вацлав заметил, что наверху кто-то появился. Затем показался еще один человек, на этот раз в темной сутане. Между ними, похоже, произошел короткий спор, а потом случилось такое, что юноша едва не окаменел от ужаса: мужчина в одежде священника сорвался вниз и остался лежать на камнях перед центральной башней. Но охвативший Вацлава страх был вызван скорее не тем фактом что он стал свидетелем насильственной смерти, а пониманием того, что Александра находится там же, на мосту, привязанная веревкой за шею, как корова. Осознав весь ужас ситуации Вацлав задрожал еще сильнее. Он видел, что сорвавшийся священник чуть было не привел к смерти еще двух человек; одним из них была Александра. Он держался за ее юбку! Затем силы, очевидно, покинули его, он разжал хватку и упал. Вацлава чуть не стошнило, когда он подумал, что под мостом должны были бы лежать два мертвеца: священник и Александра Хлесль.

Задание обойти замок и найти тайный вход было тут же забыто. Он сидел в своем убежище и отчаянно хотел подать знак находящейся над ним Александре. Он надеялся, что Агнесс и Леона, которые тоже наверняка видели Александру на мосту, не потеряли самообладания. Но больше всего он надеялся на то, что все закончится хорошо. Словно ребенок, он утешал себя мыслью, что после всех этих ужасных событий, которые привели их сюда, фортуна наконец-то снова повернется лицом к их семье.

После этого он стал свидетелем лихорадочной активности, развернувшейся перед центральной башней. И хотя в поле зрения Вацлава оказалась лишь часть открытой площадки, он уловил дым только что зажженного большого костра и услышал стук деревянных балок, досок и планок. Создавалось впечатление, что там выстраивали скамьи и столы для банкета. Юноша не сомневался, что никакого праздника здесь отмечать не будут, и напрасно спрашивал себя, что могло происходить перед центральной башней. Он мог бы вернуться назад и посмотреть, но тогда ему пришлось бы выпустить Александру из виду. Это оказалось выше его сил.

Вацлав скорее почувствовал шорох у себя за спиной, чем услышал его. Юноша хотел обернуться, но что-то твердое уже уперлось ему в затылок, и он услышал металлическое «щелк!» с которым взводится курок пистолета. От испытанного потрясения ему показалось, что его окатили ушатом холодной воды.

Щелк!

Боже мой, второй пистолет.

Оставаясь сидеть на корточках, Вацлав развел руками, давая понять вооруженному человеку, стоявшему у него за спиной, что он не собирается делать глупости. По телу юноши побежали мурашки, от которых у него перехватило дыхание. Он прямо-таки чувствовал, как пальцы убийц сгибаются, чтобы спустить курок. С такого расстояния его голова разлетится от выстрелов, как сырое яйцо. Его мозг должен был бы лихорадочно работать, пытаясь найти выход из создавшегося положения, но вместо этого он, казалось, замер.

Давление первого пистолетного дула исчезло. Юноша услышал шорох, с которым кто-то за его спиной отступил на шаг, и воспринял это как немой приказ обернуться. Вацлав понял, что ему придется сделать это на коленях, если он найдет в себе мужество встать. Стыд придал ему достаточно сил, и он поднялся на ноги. Правда, он не смог удержаться и невольно втянул голову в плечи, так что их свело судорогой, но все-таки устоял. Страх, что ему выстрелят в затылок, сменился страхом получить пулю между глаз, как только он полностью повернется. Вацлав услышал свой стон и устыдился, что не смог сдержать его. Из последних сил пытаясь сохранить контроль над своим инстинктом, который толкал его на внезапную попытку побега, юноша отчаянно обернулся.

И уставился перед собой, ничего не понимая.

– Кассандра!

Генрих обнюхал себя. Он вспотел и запыхался, и теперь вся одежда воняла не только потом, но и дымом костра, который он помог разжечь, когда запуганная прислуга оказалась недостаточно расторопной. Раздавая оплеухи и пинки, Генрих вынудил огромного конюха поднять руки над головой и опуститься перед ним на колени, чтобы он прекратил его бить. Удовольствие от этого было сомнительное, но все же лучше, чем ничего.

Он осмотрел дверь. Внезапно у него возникло чувство, что она стоит прямо за дверью, с другой ее стороны, – то же самое он чувствовал, зная, что Александра ждала его в свою первую ночь в Пернштейне. Неожиданное воспоминание о том, что ему пришлось бороться с собой и не дать себе войти в спальню Александры, смутило его. Стиснув зубы, он задвинул его поглубже.