Черный человек - Василий Головачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Искушение полностью уйти в психику «черного человека», подчинить остатки человеческого «я» сознанию маатанина преследовало Шаламова постоянно, однако что-то все же останавливало его, какое-то слабое эхо древней родовой памяти, следы погребенного в глубинах чужой психики культурного слоя человека, бессознательный зов всех образов души. Зов этот становился все глуше и тише, раздавался все реже, а по мере угасания в душе человеческого падал и уровень адекватности восприятия мира, а также оценка собственных поступков. Шаламов не понимал, вернее, не хотел понимать и даже не задумывался над тем, что он в настоящий момент настолько превосходит по возможностям любого человека, насколько тот, в свою очередь, превосходит крота. Как вселенная того же крота отличается от вселенной кошки, так и вселенная Шаламова отличалась от вселенной обычного человека, не способного мыслить сразу в шести направлениях и решать до десятка задач одновременно. Решающую роль в организации личности Шаламова сыграла адаптация к обладанию: он имел что хотел и не видел препятствий к исполнению очередной прихоти. По сути, он стал воплощенным идеалом философии дилайтменов, основанной на вседозволенности и предельной степени потребления, однако оценить себя со стороны не мог.
Досада на возникшие неудобства выросла в гнев, и, как всегда в такие моменты, сработал переключатель потока сознания из сферы человеческой в психику маатанина.
Обычно Даниил отключался начисто, ничего не видя, не слыша, не чувствуя как человек, так как при попытке параллельного мышления однажды получил изрядный болевой шок, но все же изредка задерживал уход в небытие, надеясь если и не контролировать поведение тела, то хотя бы присутствовать при его деятельности в фазе «черного человека», и на этот раз ему удалось продержаться почти минуту.
Мир вокруг мгновенно преобразился, соответственно чувственному восприятию «черного человека», имевшего около трех десятков органов чувств. Шаламов увидел свою квартиру, комнаты за стенами, весь дом, город, Землю и Солнечную систему одновременно! Он ощущал не только тепло, тяжесть, трение о тело воздуха, но и электрические токи, струи излучений, хоровод электромагнитных полей, свечение и пульсацию пси-полей и множество тончайших материальных образований, у которых не было названия в человеческом языке! Он видел свое тело изнутри, чувствовал шорох крови, шипение химических реакций в мышцах, вихри биоэнергетики и бег электронов по клеткам! А еще он увидел и ощутил мерность пространства, живое горение вакуума и призрачное, пульсирующее, оглядывающееся течение времени!
Вместе с восприятием окружающего мира изменилось и мышление: оно стало многослойным, многоуровневым, узловатым, подчиненное сложнейшим законам сознания «черных людей».
Небывалая глубина, невероятная сложность и необъятность Вселенной открылась Шаламову… и разом все исчезло в красной вспышке боли. Человеческое «я» не выдержало перенасыщения волной информации…
Очнулся он через сорок с лишним минут, привычно проверил «кладовые» памяти и нашел то, что ему оставил «черный человек»: координаты эскалатора и предполагаемое местонахождение Купавы. Каким образом «черный» Шаламова вычислил это, на основании каких данных, с помощью каких методов, Даниил не знал, да и не интересовался. Важен был сам факт обладания необходимыми сведениями, а не пути их поиска.
Кроме всего прочего, в памяти появилась информация о последнем периоде жизни Купавы, в том числе о ее нервных срывах, хотя данное известие не особенно взволновало бывшего спасателя. Причины нервного расстройства жены были ему понятны, ибо много вселенных назад он честно предупредил ее, что никогда не появится на Земле, пока жив Мальгин. Однако многое изменилось с тех пор, Шаламов вновь ощутил потребность в общении с Купавой и с легкостью изменил своему слову, оправдав себя тем, что Купава будет рада увидеть его живым и невредимым. Логику доказательств он менял произвольно в зависимости от настроения, считая, что решения, принимаемые им, непогрешимы. С восхитительной инфантильной наивностью, порожденной расщеплением личности, он все еще считал себя спасателем.
Дома оставаться было нельзя, безопасники могли вот-вот «сесть на хвост» и установить слежку. Даниил набрал код службы поселения Брянска, представился «странствующим дервишем» Световидом, и дежурный РСП дал ему адрес свободной квартиры в Кожице, окраинном экорайоне города.
Сияющая бездна открылась впереди: свет струился, переливался, плакал и смеялся, затягивал, обволакивал тело и растворял в себе…
Переливы света были настолько красивы, что дух захватывало от этой феерической гармонии, замирало сердце, исчезали все чувства, кроме одного – чувства удивительного наслаждения…
За зеленой гаммой следовала желтая, потом голубая, малиново-фиолетовая, и заканчивала цикл серая, в которой было не меньше оттенков, чем в любой другой. Тело отзывалось на музыку света волнами такого неизъяснимого, не выразимого словами удовольствия, что хотелось петь, плакать, смеяться, кричать, испытывать боль и в конце концов умереть…
Световые веера стали восприниматься на слух, и даже кожа на голове, на груди, на кончиках пальцев рук и ног начала вдруг осязать этот свет, как шелковистое прикосновение крыльев ангела. Послышался прекрасный, мягкий и теплый, бархатистый, словно шкура кошки, звук, влился в уши и потек по жилам, из артерий в вены, достиг сердца, вызвал взрыв нежности и любви к неизвестному существу, ждущему впереди. Захотелось вонзиться в распахивающуюся бездну еще глубже, достигнуть Дна, самому превратиться в свет и звук и стать Бездной…
Руки и ноги исчезли, осталась только голова, перепутавшая все чувства, потерявшая в водовороте инобытия всякую ориентацию. Она начала расти, распухать, заполнять собой бездну, Галактику, всю Вселенную!.. Жизнь остановилась, хотя смертью назвать эту остановку было нельзя. Глубокая тьма проглянула со всех сторон, поманила пальцем, затопила все вокруг тишиной. Истома и нега… ничего больше, только истома и нега… Радужная гамма солнечного света сменилась убаюкивающей мелодией лунного, бестелесного, прозрачного… Нега и покой… медленно угас последний серебряный луч, замолк и шепот на полуфразе тонкого намека… покой…
Кто-то со знанием дела влепил ему пощечину, так что в ушах еще долго плыл красный колючий звон.
Человек в кресле, одетый в желтый спортивный костюм, зашевелился. Его лицо напоминало лезвие томагавка, горбоносое, смуглое, резкое. Он поднял голову, обвел комнату бессмысленным взором, дотронулся до уха. Рука наткнулась на золотую сетку-еж эмкана, замерла. Сбоку донесся приглушенный мужской смешок. Человек повернул голову и встретил взгляд другого мужчины, дородного, седовласого, с лицом стареющего льва, одетого в деловой костюм «эпок».
– Итак, что скажете, генерал?
– Потрясающе! – «Индеец», которого назвали генералом, сбросил эмкан, с трудом дотянувшись до подноса рядом с креслом, взял стакан с искрящимся золотистым напитком, выпил. Рука его дрожала.
Седовласый «лев» снова коротко рассмеялся, выключил проектор «Иллюзиона», скомандовал кибу убрать аппаратуру в шкаф.