Скандинавский детектив - Дагмар Ланг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А в доме Сундлина ничего не заметил?
— Нет, меня такие вещи не интересуют. Я даже не знал, что там живет премьер.
И так со всеми. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Никто из полицейских не придал значения словам какого-то помешанного продавца игрушек о женщине, купившей маски.
Все ждали, что похитители вновь дадут о себе знать.
Енс Форс все еще не имел понятия, что есть шансы скоро выйти на свободу. Как и предыдущей ночью, сон к нему не шел. Сидел с ним тот же дежурный санитар.
Форс расчесывал рыжую бороду. Он стал немного похож на Яна III, во всяком случае, у него были такие же голубые глаза и рассеянный взгляд, как у погруженного в религиозные проблемы представителя династии Ваза.
В ту ночь Свен Йохансон не читал. Он задумался о том, что ждет неразговорчивого человека в камере. Куда его вышлют? В Албанию? Или в Северную Корею?
Форс продолжал расчесывать бороду, мечтательно глядя в потолок, словно ища взглядом кого-то вдали.
— Думаешь, меня объявят ненормальным?
Йохансон покосился на него. Не ожидал, что Форс сам начнет разговор.
— Трудно сказать. У меня просто нет на этот счет мнения.
— Я считаю себя совершенно здоровым. Временами мне трудно сосредоточиться, но это не имеет значения.
— А сам ты чего бы хотел?
— Все равно. Все равно меня запрут на много лет.
«Если бы он знал», — подумал Йохансон.
В комнате подслушивания в ту ночь дежурили двое, напряженно вслушиваясь в диалог между Форсом и Йохансоном. Полиция уже знала, что у Йохансона радикально левые взгляды. На самом высшем уровне решено было, что Йохансон будет дежурить и впредь.
Йохансон вертелся в кресле. Трудно было не довериться этому человеку. Йохансон не мог понять, почему никто не сказал Форсу о том, что произошло. Это просто преступление — держать его в неведении.
— Ты тут подрабатываешь?
— Откуда ты знаешь?
— Не похож ты на других санитаров. Наверное, учишься?
— Это заметно? — усмехнулся Йохансон.
Форс долго лежал молча. Потом убрал расческу в ящик лакированной тумбочки. Руки у него были бледные, ногти коротко острижены, кроме мизинца.
— Сегодня было тепло? — спросил Форс.
— Очень даже тепло, вечером говорили в новостях, что будет еще теплее.
— Это хорошо, — кивнул Форс.
На миг установилась тишина. У полицейских магнитофон продолжал работать. Одним из дежурных был неразговорчивый комиссар из Скархольма. В тот день он был очень доволен собой: удалось устроить в детский садик двоих младших, и жена снова будет работать. Может быть, в следующем году они смогут купить в рассрочку дачу…
— Интересно, как себя чувствует Сундлин, — заметил он.
— Жутко. Не хотел бы я быть в его шкуре.
— Я тоже. Не всегда на пользу иметь власть и деньги.
— Деньги?
— Сундлин очень богат, — настаивал отец семейства. — Думаю, у него больше полумиллиона.
— Откуда ты можешь знать?
— Знаю — и все.
В камере Форс встал с постели, откинул одеяло и начал поправлять простыню. Смел несколько крошек, достал из тумбочки плитку шоколада, отломил кусочек для себя и угостил дежурного.
— Хочешь?
— Спасибо.
Йохансон, наконец, решился.
— Конечно, я не должен тебе это говорить, но у тебя есть неплохой шанс выйти отсюда.
Форс не слишком удивился и продолжал перестилать постель.
— Что ты имеешь в виду?
— Ночью похитили дочку премьера и девушку, которая за ней присматривала.
— И похитители хотят обменять их на меня, — сказал Форс, словно это было самым естественным на свете.
— Да. А ты откуда знаешь?
— Я все это время был убежден, что мне помогут. Что меня не бросят на произвол судьбы.
— Кто?
— Это я оставлю при себе.
— Ты мне не доверяешь? На меня можно положиться, я никому ни слова…
— Ни в чем нельзя быть уверенным. Какая у меня гарантия, что ты на самом деле тот, за кого себя выдаешь? САПО вполне могла тебя подставить.
— САПО! — Йохансон сплюнул с таким презрением, что оба слушавших оперативника переглянулись с явным раздражением. — Если ты думаешь, что я им доношу, то ошибаешься. Это я могу тебе гарантировать.
— Не возмущайся, — буркнул Форс. — Ты должен понимать, что мне приходится быть осторожным.
— В какую страну ты предпочтешь быть высланным? — спросил Йохансон.
— В Ирландию.
Ответ был настолько странен, что вздрогнули и Йохансон, и полицейские.
— В Ирландию? — недоверчиво переспросил Йохансон. — Но ты же не всерьез? Смеешься, что ли?
— Вовсе нет. Я всегда хотел туда попасть. Мне кажется, там так спокойно…
— Но ты же должен понимать, что Ирландия не захочет тебя принять.
— Никто меня не хочет. И так было всегда.
— А ты не хотел бы поехать в Албанию? Эта страна тебя наверняка примет.
— Ты полагаешь?
— Конечно. Почему бы нет?
— А ты был в Албании?
— Да, в прошлом году. Неплохо бы тебе сбрить бороду. Там не любят бородатых и длинноволосых.
Совершенно неожиданно Форс захлебнулся от смеха. Йохансон впервые услышал, как он смеется, звонко и заразительно.
— А что тут смешного? — спросил Йохансон, сам осторожно усмехаясь.
— Да я просто подумал, что в Албании нельзя носить бороду, а на Кубе это почти обязательно. Нелегко строить социализм, а?
Потом оба долго молчали. Форс лежал с закрытыми глазами, натянув одеяло до подбородка. За окном уже щебетали птицы.
Весь день мимо старинной тюрьмы проплывали туристские катера.
— Это шведский Синг-Синг, — сообщил гид американским туристам.
— И там сейчас находится убийца нашего посла? — спросила седовласая американка, поднимая фотоаппарат.
— Не знаю, но очень может быть, — ответил гид.
Туристы схватились за фотоаппараты, чтобы запечатлеть старинные башни и стены.
На следующее утро Боссе отвез Ингу Мари на станцию, откуда электричка ходила в Стокгольм. Она, как обычно, поехала на работу, набралось немало и прочих дел.
До Стокгольма было около сорока километров, ровно сорок две минуты пути. Инга Мари была в элегантном и очень дорогом наряде. По дороге она читала утренние газеты, полные репортажей о похищении. На первых страницах все газеты поместили в рамках объявление, что некто назначил 50 000 крон тому, кто предоставит информацию, обеспечивающую Кристине Сундлин и Анни Богрен безопасное возвращение домой. «Пятьдесят тысяч — это деньги», — подумала Инга Мари.