Эра войны. Эра легенд - Майкл Дж. Салливан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем он вас послал? – с подозрением спросила Мьюриэл, мгновенно растеряв все свое дружелюбие.
– Чтобы ты показала нам секретный путь, – повторила Тресса.
– В Пайр?
Та кивнула.
– Бессмыслица какая-то. Чтобы попасть в Пайр, достаточно умереть, не обязательно являться сюда.
– Мы должны попасть в Пайр через омут.
– Почему?
– Чтобы потом вернуться.
– Но это же невозможно! – воскликнула Мьюриэл. – Как вы собираетесь вернуться?
Тресса не ответила и потупилась, лишь бы не встречаться взглядом с хозяйкой хижины. Странно: обычно она не избегала ссор.
– Что у тебя на шее? – спросила Мьюриэл.
Вдова Коннигера тревожно прижала руку к груди. Ведьма нахмурилась и медленно покачала головой.
– Он не мог отдать это тебе. А если бы отдал, то не стал бы отправлять… ко мне.
– Что происходит? – забеспокоилась Мойя.
– Этот Малькольм, высокий долговязый парень с копьем, никогда не упоминал, что у него есть другое имя?
– Он называл нам свое первое имя, – кивнула Роан.
– Не нам, а Рэйту, – отрезала Тресса.
– И каково же его первое имя?
Роан взглянула на Брин, потом на Мойю, потом на Трессу и, не дождавшись поддержки, промолвила:
– Турин.
Мьюриэл вскочила на ноги так резко, что все вздрогнули.
– Поверить не могу…
Она отошла в дальний угол хижины, в гневе стукнула кулаком о поддерживающий столб и тут же замахала ушибленной рукой.
– Я так понимаю, вы его знаете, – предположила Мойя.
Все встали, за исключением замешкавшегося Гиффорда.
– О да, еще как знаю, – процедила ведьма сквозь зубы.
– И, похоже, не очень-то любите.
– Я его ненавижу. Всеми фибрами души.
– Но он же… – начала Тресса, однако осеклась, увидев разъяренное лицо Мьюриэл. – За что вы его ненавидите? Как можно ненавидеть человека, назвавшего свое копье «меткое»?
– Этот сукин сын меня проклял, – произнесла Мьюриэл. – Подарил вечную жизнь.
Все молчали. Ведьма пылала от ярости; никто не хотел попасть под горячую руку. До сих пор Мьюриэл не совершила ничего ужасного – никого не засунула в печь, не скормила волкам и не превратила в жабу, однако рисковать все же не хотелось.
Через пару мгновений ведьма принялась молча убирать со стола. Никто не пошевелился и не издал ни звука.
Обыденный ритуал уборки и расстроенный вид Мьюриэл показались Брин до боли знакомыми: точно так же вела себя ее мать, поругавшись с отцом. Страх улетучился; как и в детстве, девушка нашла тряпку и принялась вытирать стол.
– Кто-нибудь хочет еще чаю? – спросила хозяйка, домыв посуду.
– Я поставлю чайник, – вызвалась Брин.
Ведьма пристально взглянула на нее.
– Твои родители живы?
– Умерли.
– Ты хорошая дочь.
– Откуда вы знаете?
– Я не встречала твоих родителей. Значит, ты дала им камни.
– Дала. – Брин подошла к огню. – Каково там, в Рэле?
– Не знаю, я ведь там не была и вряд ли буду. В Пайр попадают только мертвые, а я не могу умереть.
– Так это же хорошо, – ляпнул Тэкчин.
Мьюриэл удивленно взглянула на фрэя.
– Сколько тебе веков? Двенадцать, пятнадцать?
– Одиннадцать.
– Для тебя жизнь еще нова и полна приключений.
– А вам сколько лет? – осведомился фрэй, заслужив недобрый взгляд Мойи.
Ведьма, впрочем, ни капли не обиделась.
– Не знаю, – просто сказала она, снимая чайник с огня. – Когда я родилась, мерять время годами еще не придумали.
Все заулыбались неожиданной шутке, Гиффорд даже засмеялся. «Падера бы выразилась точно так же», – мысленно подметила Брин.
Мьюриэл с непониманием взглянула на них. Гиффорд смущенно закашлялся и сказал:
– Славные чашки.
– Что?
– Эти чашки… симпатичные.
– Гиффорд – гончар, и очень хороший, – объяснила Роан. – Он знает, о чем говорит.
– Что ж, спасибо. Я не сама их сделала, но все равно приятно.
Воцарилось молчание, нарушаемое лишь треском огня в очаге.
– Вы уж простите меня, – наконец произнесла Мьюриэл. В ее голосе слышалась печаль. – Я не привыкла принимать гостей из мира живых. Если бы я только знала… – Она покачала головой. – Суп – неподходящая последняя трапеза.
– Последняя? – с тревогой переспросила Брин.
– Разве вы не за этим пришли?
– Нет, – решительно возразила Мойя. – Не за этим.
– А я – за этим, – заявила Тресса.
– Да ладно тебе, ты же не станешь кончать жизнь самоубийством ради Малькольма. Зачем? Ты ведь слышала, твоя смерть Сури не поможет. Войдешь в Пайр – не вернешься.
– Если у тебя нет ключа, – уточнила Мьюриэл, не сводя глаз с Трессы.
– Что такое «ключ»? – поинтересовалась Мойя.
– Ты не знаешь, что такое «ключ»?
– Нет. А должна?
Мьюриэл хотела ответить и не нашла слов.
– Ключ – такая штука, которой можно открыть запертую дверь, – раздался голос Дождя из дальнего угла. Гном обладал даром растворяться в толпе. Он вел себя так же тихо, как Роан, а ростом был еще ниже. – Кусочек металла, изогнутый особым образом для определенного замка. Бэлгрейг славится своими мастерами по изготовлению замков и ключей. С их помощью можно сохранить ценные вещи.
– Мы же говорим не о настоящей двери, – сказала Мойя. – Как этот ключ ее откроет?
– Ты права. В отличие от мира живых, мир мертвых неосязаем. Он – пристанище не для тел, а для душ, – подтвердила Мьюриэл.
– Получается, даже если бы у Трессы и был ключ, ей все равно не удастся взять его с собой. Вдобавок на том свете нет замка, куда можно его вставить. В общем, я ничего не понимаю, – сдалась Мойя.
– Есть один ключ, способный открыть любую дверь, – заметила ведьма. – Он обладает большой силой, поэтому Турин велел ей беречь его как зеницу ока и никому о нем не рассказывать.
Тресса беспокойно заерзала.
– Ключ от всех замков? – спросил Дождь.
– Ключ Этона.
– Этона? – Брин не поверила своим ушам. – Того самого Этона? Господина Неба?