Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

— О, я не хотел этого!

— Это надо было сделать, — сказал Прокулей. — Что теперь?

— Пошли за шестью нестроевыми с лопатами. Они смогут выкопать ему могилу. Прямо здесь.

— В палатке? — спросил Тирс с больным видом.

— А почему бы и нет? Действуй, Дит. Я не хочу провести здесь ночь и не могу отдавать приказы, пока мальчик не будет похоронен. У него есть кольцо?

Тирс пошарил в ковре и вынул кольцо.

Взяв его в руку — хорошо, хорошо, рука не дрожит! — Октавиан стал пристально разглядывать его. На нем было выгравировано то, что египтяне называли уреем, — вздыбленная кобра. Камень был изумруд, по краям что-то написано иероглифами. Птица, слеза, капающая из глаза, несколько волнистых линий, еще одна птица. Хорошо, пригодится. Если надо будет показать что-то как доказательство смерти Цезариона, это подойдет. Он опустил кольцо в карман.

Час спустя легионы и кавалерия снова были на марше по дороге в Александрию. Октавиан решил поставить лагерь на несколько дней и заставить Клеопатру поверить, что ее сын спасся и находится на пути в Индию. Позади них, где так недолго стояла палатка, осталось ровное, тщательно утрамбованное место. Там, на глубине полных шести локтей, лежало тело Птолемея Пятнадцатого Цезаря, фараона Египта и царя Александрии, завернутое в ковер, пропитанный кровью.

«Чему быть, того не миновать, — думал Октавиан той ночью в той же палатке, но на другой земле, нисколько не обеспокоенный поражением его авангарда. — У той женщины уже есть легенда: ее тайком привезли на встречу к Цезарю, завернув в ковер. Правда, если верить Цезарю, это была дешевая тростниковая циновка, но историки превратили ее в очень красивый ковер. Теперь все ее надежды рухнули, тоже завернутые в ковер. И я наконец могу отдохнуть. Моя величайшая угроза навсегда ушла. Хотя умер он достойно, нужно это признать».

После той катастрофы в последний день июля, когда армия Антония сдалась, Октавиан решил не входить в Александрию как победитель, во главе легионов, растянувшихся на несколько миль, и огромной массы кавалерии. Нет, он войдет в город Клеопатры спокойно, тихо. Только он, Прокулей, Тирс и Эпафродит. И его германская охрана, конечно. Ради анонимности не стоит рисковать получить удар кинжалом убийцы.

Он оставил старших легатов на ипподроме, чтобы они занялись переписью армии Антония и установили хоть подобие порядка. Однако он заметил, что народ Александрии не делает попытки убежать. Это значило, что они примирились с присутствием Рима и останутся в городе, чтобы послушать глашатаев Октавиана, которые будут говорить о судьбе Египта. Он получил сообщение от Корнелия Галла, находящегося в нескольких милях западнее Александрии, и послал ему приказ: пусть его флот пройдет мимо двух гаваней Александрии и встанет на рейде у ипподрома.

— Как красиво! — воскликнул Эпафродит, когда они вчетвером подошли к Солнечным воротам вскоре после рассвета, в первый день секстилия.

И действительно, было красиво, ибо Солнечные ворота на восточном конце Канопской дороги представляли собой два массивных пилона, соединенных перемычкой, квадратные и очень египетские для всякого, кто видел Мемфис. Цвет ворот ослеплял. При золотом свете восходящего солнца простой белый камень казался покрытым золотом.

Публий Канидий ждал посреди широкой улицы прямо в воротах, верхом на гнедом коне. Октавиан подъехал к нему и остановился.

— Ты хочешь снова скрыться, Канидий?

— Нет, Цезарь, я больше не буду бегать. Передаю себя в твои руки, только с одной просьбой. Ты оценишь мою смелость, и смерть моя будет быстрой. В конце концов, я мог бы сам упасть на меч.

Холодные серые глаза задумчиво смотрели на маршала Антония.

— Обезглавливание, но без порки. Это подойдет?

— Да. Я останусь гражданином Рима?

— Нет, боюсь, не останешься. Есть еще несколько сенаторов, которых надо напугать.

— Пусть будет так. — Канидий пнул коня под ребра и тронулся с места. — Я отдамся в руки Тавра.

— Подожди! — резко крикнул Октавиан. — Марк Антоний — где он?

— Мертв.

Горе нахлынуло на Октавиана сильнее и внезапнее, чем он ожидал. Он сидел на своем замечательном маленьком кремовом государственном коне и горько плакал. Его германцы отвернулись, притворяясь, что любуются красотой Канопской дороги и окрестностями, а его три друга-компаньона мечтали очутиться где-нибудь в другом месте.

— Мы были родственниками, и такого конца не должно было быть. — Октавиан вытер слезы платком Прокулея. — Ох, Марк Антоний, бедная ты жертва!

Изысканно украшенная стена Царского квартала отделяла Канопскую улицу от лабиринта дворцов и зданий. Там, где стена упиралась в скалистую стену Акрона — театра, который когда-то был крепостью, — возвышались ворота Царского квартала. Ворота стояли открытыми. Любой мог войти.

— Нам действительно нужен проводник по этому лабиринту, — сказал Октавиан, остановившись посмотреть на окружающее великолепие.

Словно каждое высказанное им желание обязано было тут же исполниться, между двумя небольшими мраморными дворцами в греческом дорическом стиле появился пожилой человек. Он подошел к ним, держа в левой руке длинный золотой посох. Очень высокий и красивый мужчина, одетый в плиссированное льняное платье пурпурного цвета, подпоясанное в талии широким золотым поясом, инкрустированным драгоценными камнями. Такой же воротник вокруг шеи, закрывающий плечи. Браслеты на обеих голых жилистых руках. Голова не покрыта. Длинные седые локоны стянуты широкой полосой пурпурной материи ювелирной работы.

— Пора спешиться, — сказал Октавиан и соскользнул с коня на землю, покрытую полированным желтовато-коричневым мрамором. — Арминий, охраняй ворота. Если ты мне понадобишься, я пошлю Тирса. Больше никому не верь.

— Цезарь Октавиан, — произнес человек, низко кланяясь.

— Просто Цезарь. Только мои враги добавляют имя Октавиан. Кто ты?

— Аполлодор, приближенный царицы.

— О, это хорошо. Проведи меня к ней.

— Боюсь, это невозможно, господин.

— Почему? Она сбежала? — спросил он, сжав кулаки. — О, чума на эту женщину! Я хочу, чтобы с этим делом было покончено!

— Нет, господин, она здесь, но в своей гробнице.

— Мертва? Мертва? Она не может умереть, я не хочу, чтобы она умерла!

— Нет, господин. Она в гробнице, но жива.

— Проведи меня туда.

Аполлодор повернулся и углубился в замысловатый лабиринт зданий, Октавиан и его друзья последовали за ним. Вскоре они подошли еще к одной стене, расписанной яркими двумерными фигурами и любопытными надписями. В Мемфисе Октавиану сказали, что это иероглифы. Каждый клинописный символ означал слово, но для него они были непонятны.

— Мы сейчас войдем в некрополь Сема, — пояснил Аполлодор, остановившись. — Здесь похоронены члены дома Птолемеев и Александр Великий. Гробница царицы находится у морской стены, здесь.