Жуков. Маршал на белом коне - Сергей Михеенков

Летом 1951 года Жукова включили в состав правительственной делегации для поездки в Польшу по случаю национального праздника — Дня возрождения Польши. Торжественное заседание проходило в Варшавском оперном театре. Жуков выступал. Его встретили овациями. Поляки помнили, что именно войска 1-го Белорусского фронта, в который входила 1-я армия Войска польского бригадного генерала Поплавского, освобождала Варшаву и польские города.

Но самый яркий эмоциональный всплеск Жукову подарила встреча с министром национальной обороны Польской Народной Республики маршалом Рокоссовским. Война ещё крепче сдружила бывших кавалеристов, но одновременно и развела. Правда, в 1946-м они с семьями вместе отдыхали в Сочи. Казалось, что дружеские отношения не исчезли. Но многое в их беседах оставалось запретным.

В Варшаве они обнялись как старые боевые товарищи. Тут же вспомнили командирскую юность. Рассказывали друг другу о своих семейных делах. О службе говорили сдержанно.

Осенью 1952 года Жукова избрали делегатом XIX съезда КПСС от Свердловской областной партийной организации. А на съезде делегаты избрали его кандидатом в члены ЦК.

Как будто всё возвращалось.

Константин Симонов в книге «Глазами человека моего поколения» сделал очень точный набросок состояния Жукова в дни съезда. Они встретились на ужине: «Я почувствовал через не изменившую ему сдержанность, что он в тот вечер был в очень хорошем настроении. Думаю, что избрание в ЦК было для него неожиданностью, тем сильнее, наверное, было впечатление, которое это произвело на него. Однако чувство собственного достоинства не позволило ему ни разу ни словом коснуться этой несомненно больше всего волновавшей его темы».

В новогоднюю ночь наступающего 1953 года произошло событие, тайна которого до сих пор не разгадана.

Новый год верхушка Свердловского обкома партии встречала на одной из загородных дач на берегу озера Балтым. Часа за полтора до полуночи прибыл с дочерью Эллой маршал Жуков. Детям накрыли стол на соседней даче, принадлежавшей председателю Свердловского облисполкома Константину Кузьмичу Николаеву. Приблизительно в 23 часа на даче раздался телефонный звонок. Трубку по праву хозяина снял сын Николаева Эдик.

— Это говорит Поскрёбышев. Маршала Жукова срочно к аппарату!

Эдик мигом метнулся на соседнюю дачу:

— Георгий Константинович, вам звонит какой-то Поскрёбышев!

Сидевшие за праздничным столом сразу умолкли и посмотрели на Жукова. Маршал встал, извинился и быстро пошёл на дачу Николаева.

Взял трубку:

— Жуков у аппарата.

Выслушав Поскрёбышева, ответил:

— Да. Есть. Слушаюсь, вылетаю.

Он положил трубку и сказал дочери:

— Меня вызывает Сталин. Я сейчас срочно вылетаю в Москву. А ты, Эллочка, пока останешься в Свердловске.

Затем позвонил дежурному по штабу округа и приказал срочно подготовить самолёт.

Вскоре Жуков вылетел в Москву. Что за разговор состоялся между стареющим диктатором и тем, кто был рядом с ним в самые тяжкие дни, когда враг стоял у ворот и дозаправлял свои танки в нескольких десятках километров от Кремля, чтобы сделать последний, решающий рывок? О чём таком, столь важном, что невозможно было ждать до утра, беседовали они в ту новогоднюю ночь? Та встреча так и осталась тайной.

Когда они встретили друг друга, ему было 54, а ей 24 года.

Жуков заболел и угодил в окружной госпиталь. Для постоянного надзора лечащий врач приставил к больному коллегу Семёнову.

Младший лейтенант медицинской службы Галина Александровна Семёнова прибыла в Уральский военный округ после окончания Казанского медицинского института по специальности терапевт-инфекционист. Она была красива той русской красотой, которой невозможно было не залюбоваться.

Какое-то время он метался между любовью и семьёй. Но чувство оказалось сильнее.

Спустя некоторое время, когда командующий округом выздоровел и формировал штабную группу для предстоящих полевых учений, на должность военного врача была назначена зеленоглазый доктор Семёнова. В Еланские лагеря они поехали вместе.

Позже, когда они уже жили одной семьёй, Жуков однажды спросил её:

— За что ты меня полюбила?

— Да очень уж мне понравились твои блестящие сапоги! — ответила она.

Что и говорить, в одежде он всегда был опрятен и аккуратен. Вещи имел штучные. Даже ружья заказывал под своё плечо. Одежда подгонялась строго по фигуре. Женщины в мужчине обычно отмечают это сразу. Так что в шутке Галины Александровны доля шутки, по всей вероятности, была небольшой.

Таким же аккуратным он был и в служебных делах. Полковник в отставке Трофим Андроникович Гладков, исполнявший обязанности начальника оперативного отдела в штабе Одесского военного округа, вспоминал, как перед учениями командующий просматривал топографические карты с нанесённым на них планом развёртывания войск и, обнаружив несуразность, громко, чтобы слышали все, сказал: «Полковник, переделайте после генерала». «При этом демонстративно перечёркивал красным карандашом неверно нанесённый на карту план». Не любил безграмотных выдвиженцев и проныр, делавших карьеру не умом и ревностным служением, а иными способами.

Александра Диевна в это время подолгу жила в Москве. Эра родила дочь, и бабушка всё своё женское тепло перенесла на внучку Танечку. Когда же приехала в Свердловск, сразу почувствовала, что сердце Георгия Константиновича занято другой.

Начался мучительный период, когда надо было выбирать.

Кроткая Лида Захарова тоже была рядом.

В Свердловске между тем произошло нечто, что впоследствии многие толковали как знак. В цепи непонятных обстоятельств эта короткая история имела долгое продолжение.

После войны установилась традиция: 1 Мая и 7 Ноября перед демонстрацией трудящихся торжественным маршем проходили войска местных гарнизонов. Командующий парадом и принимающий парад выезжали на красивых лошадях. Каждый военный округ и даже каждый крупный гарнизон проводил свой местный парад Победы. В 1950 году из Москвы из министерских конюшен в Свердловск специально для парадов были доставлены чистокровные скакуны. Одного из них на первомайский парад оседлали для командующего войсками округа. Парад начался. Жуков рысью объезжал построения войск, приветствовал части. Когда остановился возле шеренг суворовцев, конь под ним заволновался и неожиданно встал на дыбы. Всадник, опытный наездник, сдержал его. Но конь снова сделал почти вертикальную «свечу» и начал заваливаться на левый бок вместе с седоком. К счастью, маршал высвободил ноги из стремян, и при падении конь его не придавил. Но всё же Жуков упал на брусчатку. Тут же встал и, не подавая виду, проследовал на трибуну. Выступление его было выдержано в сдержанно-строгих тонах. Голос не дрогнул. Стоявшие в отдалении и вовсе ничего не заметили.