Восход Черного Солнца и другие галактические одиссеи - Генри Каттнер

– По-моему, смахивает на морскую свинью. Она… Нет, все, уплыла. – И он в изумлении уставился на своего пациента. – Грешем, вы по-прежнему ничего не видите?

Тот негромко рассмеялся:

– На мне ведь повязка, правда? Разумеется, ничего не вижу.

– Тогда как вы узнали про морскую свинью?

– Просто это была не она.

Блэк позволил себе долгий вздох.

– Что за дьявольщина с вами происходит, Грешем?

– Хотел бы я знать. Я… – Грешем поколебался, затем во внезапном порыве добавил: – Вы решите, что у меня галлюцинации. Но я вижу кое-что. Только не глазами.

– Правда? – успокаивающе произнес Блэк, всерьез опасаясь, что у Грешема пропадет настроение объясняться. – Продолжайте.

– К примеру, сейчас… – все так же тихо проговорил Грешем, – я вижу наш корабль с расстояния в полмили. Вижу дым из труб, крохотных человечков на палубе. Это мы с вами. Издали. Порой волны закрывают мне обзор, но… У вас в руках что-то белеет.

Взглянув в синюю даль, Блэк увидел, как нечто, принятое за морскую корову, взрезало гладь воды и исчезло из виду. Больше там не было ничего: сплошной океан.

– Я же говорил: на плоту меня посещали видения, – продолжил Грешем. – Я видел разные вещи с разных ракурсов. Знал, что слеп, но видел вспышки… зеленые аллеи… синее небо с белыми облаками…

– Это воспоминания. Или игра воображения.

– Никакая там не морская корова, – сказал Грешем.

Блэку понадобилось сделать немалое усилие, чтобы собраться с мыслями.

– Слушайте, – произнес он. – Ну хорошо. Вы попали под прямое воздействие некоего нового излучения. Эти цифры, – зашуршал он бумагой, – непроверенные, так как в районе взрыва не самый типичный радиационный фон. Однако, – резко сменил он тему, – если это не морская корова, то что?

– Понятия не имею. Но оно разумно. Пытается связаться со мной.

– Святые небеса! – с неподдельным изумлением воскликнул Блэк и подозрительно уставился на Грешема.

– Знаю, знаю. – Грешем не мог не почувствовать этот взгляд в наступившей тишине. – Может, я и выдумываю. А узнать о корове мне помог обострившийся слух. Насчет остального… Что ж, мне нечем подтвердить свои видения, кроме личной уверенности в том, что я вижу – и чувствую. Но говорю вам, там что-то очень разумное, оно пытается связаться со мной. Безуспешно. – Грешем потер лоб над повязкой, и в его лице вновь проступило напряжение. – Я его не понимаю. Оно… пожалуй, слишком… чужеродное. Но не оставляет попыток. – Вдруг он рассмеялся. – Представляю, с каким лицом вы сейчас на меня пялитесь. Не желаете провести парочку тестов, доктор Блэк? Проверить мой коленный рефлекс?

– Спуститесь со мной вниз, – кратко бросил Блэк.

Грешем вновь захохотал, поднимаясь на ноги.

На палубу они вернулись через час. Блэк выглядел обеспокоенным.

– Послушайте, Грешем, – серьезно сказал он. – Мне неизвестно, что с вами произошло. Энцефалограмма – сплошная загадка. Ваш мозг испускает излучение, которое я не смог ни с чем сопоставить. Теоретически на свете могут быть разные странности. Например, радиоприемник не должен перехватывать посылаемые волны, но перехватывает же! Да и телепатия – в теории – возможна. Допустим, воздействие атомного взрыва слегка изменило ваш мозг, пробудило скрытые способности, новые ощущения, о которых мы мало знаем…

– Вам явно придется придумать для них новые названия, – сказал Грешем, стоило Блэку запнуться и сделать паузу. – Но мне нет дела до научных определений. Я снова вижу. Да, не с помощью глаз, но – вижу.

На мгновение он замолчал, и в его лице Блэк увидел восторг, словно от созерцания невероятных красот, не доступных ни одному зрячему. Когда Грешем снова заговорил, восторг прозвучал и в его голосе.

– Я вижу! – повторил он по большей части себе. – Остальное не важно. Я чувствую совсем рядом что-то живое, разумное и… отчаявшееся. Я вижу его глазами. Его мыслей я не понимаю, они слишком чужды мне. Оно пытается что-то сказать мне и не может, но даже это не имеет значения. Важно лишь зрение и все, что оно позволяет мне видеть. – Он задумался, затем пробормотал: – Так красиво. Я всегда ценил красоту. Поэтому мы и встретились здесь, в этих тропиках, вдали от городов и прочего безобразия. И что теперь! – Он хохотнул, его тон изменился: – Если бы я знал вас в лицо, то не говорил бы этого. А так можно высказать все, что я чувствую. Нет ничего важнее красоты, и я отчасти даже рад тому, что со мной случилось, раз теперь я вижу мир так… так, как сейчас.

– Как именно? – Блэк, напрягшись, подался к нему. – Расскажите.

Но Грешем покачал головой:

– Не могу. Не подберу слов.

Какое-то время двое мужчин сидели молча. Хмурый Блэк рассматривал восторженное лицо слепца. Грешем смотрел глазами другого существа, смотрел на вещи, которых не мог описать.

Что-то блеснуло среди далеких, совсем далеких волн, перевернулось и вновь ушло под воду.

Наутро Грешем не проснулся. Блэк заподозрил каталепсию. Его пациент лежал безмятежно, с едва бьющимся сердцем, почти не дыша. Пару раз спящий кривился, по его лицу пробегала рябь – признак эмоций. Вот и все. Очень долго он оставался между жизнью и смертью.

На самом же деле он был вдвойне, втройне, стократно жив совсем в другом месте.

Позже он вспоминал, что это случилось с ним незадолго до рассвета. Вначале он чувствовал, как что-то тянется к нему, внутренним зрением улавливал проблески и затемнения, как у затвора фотообъектива. Чья-то мысль колотилась о барьер на стыке двух разумов – и не могла пробиться, оставаясь слишком чужеродной.

Полуспящий разум Грешема ничего не понимал. Ища контакта, он потянулся к чужим разумам вокруг себя. К мыслям птиц, искорок жизни, взмывающих и падающих на ветру, как блеклые и бесформенные частички облаков. К мыслям других крохотных созданий, подводных, нечетких, переплетающихся в зеленых пустотах. Но куда бы Грешем ни обращался, он всегда выходил на Пловца.

В конечном счете Пловец, вероятно, понял, что они не могут общаться и что остался лишь один вариант. Нужно показать Грешему то, что так хотелось рассказать. А для этого был один-единственный способ.

И Пловец нырнул вниз в жемчужном сиянии рассвета, слившего море и небо так, что возникла гигантская пустота, с крошечным силуэтом «Альбакора» во многих милях вдалеке; тело спящего Грешема таилось внутри корабля, пока его разум погружался с Пловцом в бездонное море.

Вниз, вниз, в неохватную бездну под атоллами, где в любой пропасти можно спрятать целый Эверест. В отличие от людей, Пловец мог выдержать давление. Да, это существо было разумным… но все же другим. Обитатели морей были устроены совсем не так, как живущие под небом. Точно так же и подводные