Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - Пер Валё

— Как он выглядел?

И на этот раз раненый пошевелил губами, но ответ был более отчетливым.

В палату вошел врач.

Рэнн уже открыл рот, чтобы повторить первый вопрос, когда мужчина в кровати повернул голову влево. Нижняя челюсть у него отвисла, и изо рта потекла кровавая слизь.

Рэнн посмотрел на врача, который мрачно кивнул ему и стал складывать инструменты.

Улльхольм подошел и сердито сказал:

— Из вашего ответа ничего не выжмешь. — Потом он громко и отчетливо возвестил: — Послушайте, к вам обращается старший помощник комиссара Улльхольм.

— Он умер, — спокойно сказал Рэнн.

Улльхольм вытаращился на мертвеца и произнес только одно слово:

— Идиот!

Рэнн выдернул микрофон из розетки и отнес магнитофон на подоконник. Осторожно перекручивая катушку пальцем, он перемотал ленту и нажал клавишу.

«Кто стрелял?»

«Днрк».

«Как он выглядел?»

«Самалсон».

— Ну и что это нам даст? — сказал Рэнн. Секунд десять Улльхольм зло, с ненавистью смотрел на Рэнна в упор, а потом заявил:

— Что даст? Я обвиняю тебя в неисполнении служебных обязанностей. Это серьезный проступок. Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду?

Он повернулся и вышел из палаты. Сделал он это быстро и энергично.

Рэнн проводил его озабоченным взглядом.

Когда Мартин Бек распахнул дверь управления полиции, у него буквально перехватило дыхание от ледяного ветра, швырнувшего ему в лицо горсть острых, словно иглы, снежинок. Он наклонил голову и поспешно застегнул пальто. Утром, не устояв перед причитаниями Инги, он капитулировал перед ней из-за своей простуды и нескольких градусов мороза за окном и надел зимнее пальто. Он выше подтянул шерстяной шарф и пошел в направлении центра.

Перейдя Агнегатан, он в нерешительности остановился, думая, как лучше ехать. Он еще не успел изучить новые автобусные маршруты, которые появились одновременно с исчезновением трамваев и введением в сентябре правостороннего движения.

Возле него остановилась машина. Гунвальд Ларссон опустил стекло и крикнул:

— Залезай!

Мартин Бек обрадовался и сел впереди.

— Ух… — сказал он. — Снова начинаются эти мучения. Едва успеешь заметить, что прошло лето, как уже приходят холода. Ты куда едешь?

— На Вестманнагатан, — ответил Гунвальд Ларссон. — Хочу поговорить с дочерью той старухи из автобуса.

— Отлично, — сказал Мартин Бек. — Высадишь меня возле больницы Саббатсберг.

Они миновали мост Кунгсбру, проехали мимо старых торговых рядов. За окнами вихрем кружились мелкие сухие снежинки.

— Такой снег совершенно бесполезен, — заметил Гунвальд Ларссон. — Он не будет долго лежать. Только видимость портит.

В отличие от Мартина Бека Гунвальд Ларссон любил водить машину и был отличным водителем.

Когда они ехали по Васагатан в направлении площади Норра Банторьет, возле гуманитарного лицея по встречной полосе проехал двухэтажный автобус маршрута № 47.

— Брр, — вздрогнул Мартин Бек. — Теперь, когда вижу такой, не по себе становится от одного вида этого автобуса.

Гунвальд Ларссон посмотрел в зеркало заднего вида.

— Это другой, — сказал он. — Это немецкий «Бюссинг». — Через минуту он спросил: — Может, поедешь со мной к вдове Ассарссона? Ну, того самого, с презервативами. Я буду там в три.

— Не знаю, — ответил Мартин Бек.

— Я подумал, ты ведь так или иначе будешь поблизости. Это через несколько домов от Саббатсбергской больницы. Потом я отвезу тебя обратно.

— Посмотрим. Это будет зависеть от того, когда я закончу разговор с медсестрой.

На углу Далагатан и Тегнергатан их остановил человек в желтой защитной каске и с красным флажком в руке. На территории больницы Саббатсберг продолжались работы, связанные с реконструкцией. Наиболее старые здания подлежали сносу, а новые уже тянулись вверх. Сейчас как раз взрывали большой скалистый холм со стороны Далагатан. Когда эхо от взрывов еще отдавалось между стенами домов, Гунвальд Ларссон сказал:

— Почему бы им сразу не взорвать весь Стокгольм, вместо того чтобы делать это по частям? Им следует поступить так, как один американский политик — забыл, как его зовут, — призывает поступить с Вьетнамом: заасфальтировать все это дерьмо, расчертить желтыми полосами и устроить автостоянку. По-моему, нет ничего хуже, когда архитекторы дорываются до реализации своих планов.

Мартин Бек вышел из автомобиля у ворот в той части больницы, в которой находились родильное отделение и гинекологическая клиника. Покрытая гравием площадка у дверей была пуста, но в окно за Мартином Беком наблюдала женщина в овчинном полушубке. Она открыла дверь и спросила:

— Комиссар Бек? Я Моника Гранхольм.

Словно клещами, она сжала его руку и принялась энергично ее трясти. Ему показалось, что он слышит хруст своих костей. Интересно, подумал он, в обращении с новорожденными она тоже применяет такую физическую силу?

Она была почти такого же роста, как Мартин Бек, но выглядела гораздо привлекательнее, чем он. Кожа у нее была свежая и розовая, зубы — крепкие и белые, волосы — светло-каштановые, густые и волнистые, а зрачки больших красивых глаз — карие, под цвет волос. Все в ней казалось крупным, здоровым и крепким.

Ее подруга, погибшая в автобусе, была невысокой и хрупкой и, наверно, выглядела заморышем рядом со своей соседкой по квартире.

Они пошли рядом в направлении Далагатан.

— Вы не возражаете, если мы зайдем в кафе «Васахоф», на той стороне улицы? — предложила Моника Гранхольм. — Мне нужно подкрепиться, чтобы я была в состоянии говорить.

Время обеда уже закончилось, и в кафе было много свободных столиков. Мартин Бек выбрал столик у окна, однако Моника предпочла сесть в глубине зала.

— Не хочу, чтобы меня увидел кто-нибудь из больницы, — сказала она. — Вы не представляете, какие у нас сплетники.

В подтверждение своих слов она угостила Мартина Бека полным набором этих самых сплетен, одновременно с аппетитом поглощая большой кусок мяса и картофельное пюре. Мартин Бек с завистью наблюдал за ней. Он, как обычно, не испытывал голода, но чувствовал себя плохо и пил кофе, чтобы окончательно ухудшить свое состояние. Он подождал, пока она поест, и уже собирался заговорить о ее погибшей подруге, но Моника отодвинула тарелку и сказала:

— Ну, достаточно. Теперь можете спрашивать, а я постараюсь ответить, если смогу. Но вы позволите мне сначала спросить вас кое о чем?

— Конечно, — сказал Мартин Бек, вынув из кармана пачку «Флориды».