Двадцать лет спустя - Александр Дюма

Распахнулось настежь окно, выходившее на площадь, и народ увидел прежде всего человека в маске, выступившего из глубины огромной комнаты. По топору, который он держал в руках, народ узнал в нем палача. Человек подошел к плахе и положил на нее топор.

Это были звуки, которые Атос услышал раньше всего. Вслед за этим человеком пришел Карл Стюарт. Он был, правда, бледен, но спокоен и шел твердым шагом. По обе стороны его шли священники, за ними несколько высших чиновников, назначенных присутствовать при совершении казни, и, наконец, две шеренги пехотинцев, выстроившихся по обе стороны эшафота.

Появление человека в маске вызвало шум и разговоры. Всякому любопытно было узнать, кто этот неизвестный палач, явившийся так кстати, чтобы ужасное зрелище, обещанное народу, могло состояться, когда народ уже думал, что казнь отложат до следующего дня. Все пожирали его глазами, но могли только заметить, что это был человек среднего роста, одетый во все черное, и уже зрелого возраста; из-под его маски выступала седеющая борода.

Когда показался король, спокойный, твердый, решительный, тишина тотчас же восстановилась, так что все могли расслышать выраженное королем желание говорить с народом.

Тот, к кому король обратился с этой просьбой, ответил, видимо, утвердительно, так как сразу вслед за этим раздался его звучный и твердый голос, проникший до самого сердца Атоса.

Король объяснил народу свое поведение и дал ему несколько советов, клонившихся к благу Англии.

«О, – говорил себе в великой горести Атос, – возможно ли, что слух и зрение обманывают меня? Возможно ли, чтобы господь покинул помазанника своего на земле и дозволил ему умереть такой жалкой смертью? А я? Я не видел его! Я не простился с ним!»

Послышался звук, точно кто-то передвинул на плахе смертельное орудие.

Король прервал свою речь.

– Не трогайте топора, – сказал он, обращаясь к палачу.

Затем продолжал свою речь к народу.

Когда он кончил, ледяное молчание воцарилось над головой Атоса. Он взялся рукой за лоб; пот крупными каплями заструился по его руке, хотя на дворе стоял мороз.

Воцарившееся молчание указывало на последние приготовления.

Окончив речь, Карл обвел толпу взглядом, полным глубокого страдания. Затем он снял с себя орден, который всегда носил; это была та самая брильянтовая звезда, которую ему прислала королева. Он передал этот орден священнику, сопровождавшему Джаксона; затем снял с груди небольшой крестик, также осыпанный брильянтами и полученный им вместе с орденом от королевы Генриетты.

– Сударь, – обратился он к священнику, который сопровождал Джаксона, – я буду держать этот крестик в руке до последнего вздоха. Примите его, когда я буду мертв.

– Ваше величество, ваше желание будет исполнено, – отвечал голос, в котором Атос признал голос Арамиса.

Тогда Карл, стоявший до сих пор с покрытой головой, снял шляпу и отбросил ее в сторону; затем расстегнул одну за другой все пуговицы своего камзола, снял его и бросил рядом со шляпой. Вслед за этим, так как было холодно, он потребовал свой халат, который ему и подали.

Все эти приготовления были сделаны с ужасающим спокойствием. Можно было подумать, что король готовился лечь в постель, а не в гроб.

Наконец он откинул со лба волосы и обратился к палачу:

– Они вам не помешают? Если хотите, их можно перевязать шнурком.

Говоря это, Карл смотрел на палача так пристально, как будто хотел проникнуть сквозь маску неизвестного. Этот взгляд, такой открытый, такой спокойный и уверенный, заставил палача отвернуться. Но, уйдя от спокойного взгляда короля, он встретил горящий ненавистью взор Арамиса.

Видя, что палач не отвечает, король повторил вопрос.

– Будет достаточно, если вы их уберете с шеи, – ответил тот глухим голосом.

Король отвел волосы обеими руками и посмотрел на плаху.

– Эта плаха очень низка, – сказал он. – Нет ли другой, повыше?

– Это обыкновенная плаха, – отвечал человек в маске.

– Рассчитываете вы отрубить мне голову одним ударом?

– Надеюсь! – отвечал палач.

Это слово было сказано с таким жутким выражением, что все присутствующие, кроме короля, вздрогнули.

– Хорошо, – сказал Карл. – А теперь, палач, выслушай меня.

Человек в маске сделал шаг к королю и оперся на топор.

– Я не хочу, чтобы ты ударил меня неожиданно, – сказал ему Карл. – Я сначала стану на колени и помолюсь; погоди еще рубить.

– А когда же мне рубить? – спросил человек в маске.

– Когда я положу голову на плаху, протяну руки и скажу: «remember», тогда руби смело.

Человек в маске слегка поклонился.

– Наступает минута расстаться с жизнью, – обратился король к окружающим. – Господа, я вас оставляю в тревожную минуту и раньше вас ухожу туда, где нет бурь. Прощайте!

Он взглянул на Арамиса и незаметно кивнул ему.

– А теперь, – сказал он, – отойдите немного и дайте мне тихонько помолиться. Отойди и ты, – обратился он к человеку в маске, – это всего лишь на минуту; я знаю, что я в твоей власти; но помни, руби только после того, как я подам тебе знак.

После этих слов Карл опустился на колени, перекрестился, приложил губы свои к доскам эшафота, как будто желал поцеловать их, затем одной рукой оперся на плаху, а другую опустил на помост.

– Граф де Ла Фер, – сказал он по-французски, – здесь ли вы и могу ли я говорить с вами?

Этот голос пронзил сердце Атоса, как холодная сталь.

– Да, ваше величество, – с трепетом отвечал он.

– Верный друг, благородное сердце, – заговорил король, – меня нельзя было спасти, мне не суждено было сохранить жизнь. Быть может, я совершаю святотатство, но все же я скажу тебе: да, после того как я говорил с людьми и говорил с богом, я буду теперь говорить с тобой последним. Защищая дело, которое я считал священным, я потерял трон отцов моих и расточил наследство моих детей. Но у меня остался еще миллион фунтов золотом; я зарыл его в подземелье Ньюкаслского замка, когда оставлял этот город. Ты один знаешь, где эти деньги; употреби их, когда тебе покажется подходящим, на пользу и благо моего старшего сына. А теперь, граф де Ла Фер, простись со мной.

– Прощай, король-мученик, – пробормотал Атос, цепенея от ужаса.

Настала минута безмолвия. Атосу показалось, что король привстал и переменил положение.

Затем громким и звучным голосом, чтобы его услышали не только на эшафоте, но и на площади, король произнес:

– Remember.

Едва он произнес это слово, как сильный удар потряс эшафот; пыль посыпалась с обивки, ослепив бедного Атоса. Когда он машинально поднял глаза и голову, ему упала на лоб теплая капля. Атос отступил, дрожа от ужаса, и тотчас же капля превратилась в темную струю, хлынувшую сквозь помост.