Мир красного солнца (журнальные иллюстрации) - Клиффорд Саймак

Ганнибал прикончил существо, похожее на мотылька. Но мотыльком оно не было. В этом Кемп не сомневался.

Гнев на Ганнибала улетучился, и на смену ему пришел неизъяснимый страх, который мгновенно прояснил разум и оставил его чистым, острым, как скальпель, и холодным. Теперь Кемп отчетливо осознал, что столкнулся с инопланетной угрозой — заманчивой и привлекательной, словно наживка на крючке.

Чемберс рассказал ему о жизни, способной сворачиваться в капсулу, существовать в состоянии временного замедления жизненных процессов, и о древних марсианах, потерпевших неудачу при попытке истребить эту жизнь.

Астероидные рубины… Не являются ли они той самой формой жизни?

Кемп попытался вспомнить все известные ему сведения о загадочных камнях, которые можно было найти только на астероидах. Информация оказалась весьма скудной, ибо астероидные рубины не поддавались никакому анализу.

А что, если колокол служит им сигналом к пробуждению? Что, если определенный музыкальный тон прерывает период торможения и возвращает организм в активное состояние?

И что, если эти существа врачевали искореженные людские умы каким-то незаметным изменением мировоззрения, введением некоего психического фактора, о котором человек никогда раньше не ведал.

На Кемпа внезапно навалился приступ тоски. Его охватило пронзительное ощущение потери, бесконечное сожаление о едва успевшем коснуться его и тут же утраченном душевном покое. Но это длилось недолго.

Марсиане патологически боялись обитателей пятой планеты. Так боялись, что в стремлении избавить от них Солнечную систему уничтожили саму планету. А марсиане, как и любая другая древняя раса, обладали мудростью.

Страх марсиан дает как минимум веские основания подозревать, что землянам тоже стоит их опасаться.

По мере того как общая картина возможного инопланетного вмешательства в жизнь его расы вырисовывалась яснее и яснее, ужас ситуации все более овладевал сознанием Кемпа. Имеется целый санаторий, где излечивают душевные недуги путем простого переложения их на чуждую психику, обладающую способностью внедрять в сознание носителя собственное мироощущение и формировать личность в соответствии с ним. Мироощущение, исходящее из концепции душевного покоя и приводящее в итоге — куда?

Вычислить невозможно — способа для этого не существует. А привести новое мироощущение может к чему угодно. Особенно если учесть полное отсутствие информации о психических характеристиках жителей пятой планеты, их нравственных понятиях и представлении о духовности. Внедрение чуждой психологии может иметь как позитивные, так и губительные последствия для земной расы. Одно можно сказать со всей определенностью: человеческого в ней останется немного.

Хитро! Очень хитро! Кемп даже подивился, отчего сразу не заподозрил подвоха, не уловил фальши. Это же элементарно. Сперва сад. С одной стороны, он убаюкает, с другой — пробудит восприимчивость. Навеянное им ощущение, будто человек всегда знал это место, заставит того почувствовать себя как дома, расслабиться и, следовательно, снять с себя всякую защиту. Затем картина. Несомненно, она предназначена для погружения клиента в почти гипнотическое состояние. Пейзаж преднамеренно нарисовали так, чтобы приковать к нему восторженное внимание и удерживать это внимание до тех пор, пока не грянет колокол и не станет слишком поздно предпринимать попытку спастись от контакта с вновь пробудившейся жизнью. Если, конечно, кому-то захочется спастись.

Здесь имел место несомненный расчет: они давали человеку то, от чего он не в силах отказаться, то, чего он хотел, к чему стремился, по чему тосковал, борясь за выживание в прежнем мире. В общем, что-то вроде наркотика…

По полу процокали коготки.

— Ганнибал! — позвал Кемп.

Но тот не остановился.

Харрисон метнулся к двери.

— Ганнибал! Ганнибал, вернись!

Выше по склону зашуршали кусты. Крохотный камешек скатился и заскакал вниз по склону.

— Да пребудет с тобой мир.

Кемп резко обернулся на знакомый голос.

Старик в бурой рясе и с длинной белой бородой стоял на узкой тропе.

— Что-то не так? — спросил он.

— Нет, — ответил Кемп. — Пока нет. Но скоро будет!

— Я не…

— Прочь с дороги! — рявкнул Харрисон. — Я возвращаюсь!

— Никто не возвращается назад, сынок.

Голубые глаза оставались по-прежнему спокойными, речь неторопливой.

— Дед, — мрачно предупредил Кемп, — если ты не уберешься с дороги, чтобы я мог спуститься по тропе…

Старик проворно запустил обе руки в карманы рясы и, опережая кинувшегося напролом Харрисона, подбросил вверх две пригоршни крошечных мерцающих сфер. На одно захватывающее дух мгновение перед глазами Кемпа мелькнул фонтан летящих по воздуху астероидных рубинов.

По всему Санктуарию, заполнив пространство одной-единственной чистой нотой, гудели колокола. Их пение, ясностью тона раз за разом вонзаясь в мозг Кемпа, пробуждало к жизни таившиеся в глубинах сверкающих драгоценных камней существа, готовые поработить сознание одинокого человека, одарить его миром и, сохранив ему человеческий облик, лишить человеческой сущности.

Смущенный собственным воплем ярости, Кемп бросился в атаку. Лицо старика возникло прямо перед ним: рот разверзся, прежде спокойные голубые глаза превратились в два глубоких колодца ненависти с отблеском страха. Кулак Харрисона с чавканьем врезался прямо в это лицо, в белые бакенбарды, бороду и все прочее. Старик, вскрикнув, опрокинулся с уступа и полетел на живописные скалы.

Прохладные пальцы коснулись было сознания Кемпа, но он очертя голову рванул вниз по тропе. Пальцы соскользнули. Им на смену пришли другие, и на мгновение его захлестнула знакомая волна покоя. Собрав ошметки воли в кулак, Харрисон сбросил с себя наваждение и, вопя словно под пыткой, еще быстрее заработал ногами. Ветер донес аромат яблоневого цвета, породив почти непреодолимое желание остановиться у ручья, скинуть ботинки и познать ощущение мягкой зеленой травы под ногами.

«Именно этого они от тебя и хотят, — напомнил ему единственный нетронутый уголок разума, — Именно таких действий ждет от тебя Санктуарий».

Спотыкаясь, шатаясь будто пьяный, Кемп побежал дальше.

Он запнулся, упал и, ударившись рукой о что-то твердое, инстинктивно вцепился в предмет. Палка. Мертвая ветка, обломившаяся с какого-то дерева. Мрачно оглядев находку, Кемп счел ее достаточно прочной и увесистой, покрепче сжал в руке и заковылял по тропе дальше.

Импровизированное оружие давало странное психологическое преимущество. Он вращал дубину над головой и орал на настигавших его тварей, окончательно исполнившись решимости не дать им завладеть его сознанием.

Затем ноги вынесли Кемпа на твердую поверхность летного поля. К нему с криками бежали люди, и он с дубиной в руках помчался им навстречу — обезумевший, с пеной у рта, с дико вытаращенными глазами, всклокоченными волосами и в порванной рубахе. Словно древний человек, выдернутый из европейских пещер полмиллиона лет назад.

Свистнула дубина — и первый охранник повалился на землю. Другой бросился наперерез и тоже упал, поверженный. Харрисон Кемп испустил победный клич.

Люди дрогнули и побежали, а он с ревом гонялся за ними по летному полю.

Каким-то образом все же