Мечи Ланкмара. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 2 - Фриц Ройтер Лейбер

стремилась превзойти ее в искусстве ублажения мужской плоти, поскольку мне нужен был друг; а кроме того, когда корабль входил в очередной порт, она была моим главным соглядатаем. Я никогда не копировала ее приемы, – к примеру, ее прозвали Горячей Ручкой потому, что перед началом работы она подносила ладони ко рту и дышала в них до тех пор, пока они и впрямь не делались горячими. У меня был свой способ: когда ко мне приходил очередной клиент, я укладывала его на ложе и начинала перебирать пальцами по всему его телу, постепенно приближаясь к заветному местечку и рассказывая ему сказку про заколдованную принцессу, которую злые чары сделали маленькой, как моя ладонь. Я описывала все, что встречает принцесса в своем маленьком мирке, изображала ее наивное удивление перед каждым новым препятствием, рассказывала, что ей приходится проделывать, чтобы преодолеть каждое из них. Матросы обожали эту чушь, она подогревала их воображение.

Так и проходили мои дни на корабле. Мы побывали в портах Ланкмара, лесистого Кварч-Нара, Уул-Хруспа и других городов Внутреннего моря. И все это время Горячая Ручка не спускала с меня глаз.

Вскоре я пришла к выводу, что мой обморок после удара по голове был искусственно продлен при помощи наркотиков и длился по крайней мере несколько дней, так как, впервые оставшись одна, я обследовала свое тело и обнаружила, что моя бритая голова начала снова обрастать волосами, а кожа побледнела из-за отсутствия солнца – так же как и во время двухнедельного уединения перед посвящением в послушницы храма Луны, – а волосы в других местах были удалены пинцетом. Но что еще происходило со мной, пока я была в забытьи, – содержали ли меня все время на «Ласке» или перевозили с места на место, – я так и не узнала, а Горячая Ручка не хотела (а может, и не могла) сказать. Все, что я смогла вспомнить, – это сумбур кошмарных образов, суть которых от меня ускользала. Мы с Горячей Ручкой подружились, но не настолько, чтобы она посвятила меня в план побега, который она задумала в Уул-Плерне. Теперь мне кажется, что она сделала бы это, если бы могла, – но ей было хорошо известно, что потеря обеих корабельных девочек для удовольствий заставит команду кинуться за ними в погоню, невзирая ни на что. Перед побегом она надежно меня привязала (по узлам она была настоящей мастерицей) и заткнула рот кляпом, а потом поцеловала на прощание и сказала: «Я делаю это для твоей же пользы, Пальчики. Надеюсь, что тебя не выпорют из-за меня».

Пороть меня и впрямь не стали, но в следующем порту – это был Но-Омбрульск, последняя остановка перед долгим переходом сюда, – меня заперли в трюме и приковали к бревну металлической цепью, которая опутывала мои ноги и соединялась с металлическим ошейником, запиравшимся на замок. Ключ от него был только у капитана. Раньше он держал на этой цепи свою собаку-ищейку, но та издохла во время предыдущего рейса.

Еще никогда я не чувствовала себя такой одинокой, как во время этого последнего плавания. В наихудшие моменты я утешалась воспоминаниями о прощальном поцелуе Горячей Ручки, одновременно ненавидя ее за предательство. А еще я приняла решение сбежать с корабля, как только мы придем на Льдистый (кстати, раньше я считала его легендой), какими бы суровыми и свирепыми ни оказались его обитатели. – Тут она обвела собравшихся насмешливым взглядом. – Я знала, что для осуществления моего плана мне придется сделать все возможное и невозможное, чтобы не оказаться вновь запертой в трюме. Поэтому, не опасаясь более соперничества Горячей Ручки, я использовала всю свою фантазию и изобретательность, чтобы найти способ усилить и продлить удовольствие каждого своего клиента – не простых матросов, конечно, а капитана и его помощников. Ну и разумеется, приложила все усилия, чтобы наладить с ними дружеские доверительные отношения, – выслушивала их жалобы, сочувствовала, жалела.

В результате, когда мы пришли к острову Льдистый и бросили якорь в Соленой Гавани, меня не только не заперли в трюме, но и позволили погулять по палубе, правда под присмотром. Наблюдая за местными жителями, я вскоре поняла, что они отнюдь не дикие и вполне лояльно настроены, однако сочла за благо притвориться, будто все увиденное пугает меня и вызывает отвращение. Бдительность моих тюремщиков притупилась.

А когда в толпе окруживших корабль зевак появились Мэй и Гейл, среди команды «Ласки» послышались горячие, полные желания шепотки и соленые шуточки.

– Правда?

– В самом деле?

Она торжественно кивнула и продолжала:

– Я притворилась, будто разозлилась на них за то, что они возжелали двух неотесанных провинциальных девчонок, когда у них есть я, но в ту же ночь призналась капитану, как сильно мне хотелось бы обучать вас тем же искусствам, которым обучила меня моя наставница Горячая Ручка, и наказывать вас, когда вы будете упрямиться и показывать характер; я также пожаловалась, что с тех пор, как я осталась единственной на корабле девочкой для развлечений, у меня никого не было в подчинении. Он ответил, что хотел бы порадовать меня, но похищать вас обеих слишком рискованно. Я продолжала умасливать его, и в конце концов он заявил, что если я сама пойду на берег и посулами и уговорами заманю вас на корабль, то он не будет возражать. Тут я притворилась, будто одна лишь мысль о том, чтобы ступить на землю варварского острова, внушает мне ужас, и теперь уже ему пришлось меня уговаривать.

Вот так мне и удалось сбежать с «Ласки» и предупредить вас, госпожа Афрейт и госпожа Сиф, – закончила свой рассказ Пальчики. По ее лицу блуждала двусмысленная улыбка.

– Вот видите? – радостно прервал Мышелов свое вынужденное молчание. – Она сама все и спланировала! Или, по крайней мере, подсказала капитану план, до которого он сам никогда бы не додумался. Недаром говорят: «План хитер? Значит, его придумала женщина!»

– Но ведь она же это сделала, чтобы… – начала разгневанная Сиф.

– Капитан Мышелов, при всем моем уважении, сегодня ты невыносим! – не стерпела Афрейт.

Сиф начала снова:

– Она лишь использовала обманную уловку, ты и сам поступил бы так на ее месте.

– Чистая правда, – подтвердил Фафхрд. – Наша гостья Пальчики, ты – принцесса заговорщиков. В жизни не слышал рассказа лучше! – Затем шепнул, обращаясь к Афрейт: – Честное слово, Мышелов с каждым днем становится все упрямее и упрямее. Наверное, он еще не до конца освободился от проклятия. Иначе его поведение никак не объяснишь.

Тут раздался голосок Мары:

– Но ведь на самом деле ты бы не стала нас бить, правда, Пальчики?

К л у