Схимники. Четвертое поколение - Сергей Дорош

– Ученики должны защищать учителя – это закон схимы! – воскликнул Самота.

– У схимы нет законов, – ответил я. – Обычаи – есть, а законов нет и, надеюсь, не будет. Раньше я не знал, брать вас с собой или нет, потому оставил лазейку, не отдав четкого приказа. Сейчас же приказываю вам не вмешиваться в наш бой с убийцей. А повиновение учителю, как вы все помните, один из краеугольных камней схимы.

– Это несправедливо, – возразил Зануда. – Нас снова отсылаешь.

– Никуда я вас не отсылаю. Останетесь в лагере, будете ждать меня здесь. Если вернется кто-нибудь из нас, значит, мы победили. А коли придет незнакомый вам схимник, делайте все, что угодно, только не хватайтесь за оружие. И это тоже приказ.

– Почему ты пренебрегаешь нашей помощью? – угрюмо спросил ант. – Каждый из нас отличный воин.

– Не в этом дело. – Я тяжело вздохнул. – Этот человек сумел подстроить все так, что схимники третьего поколения обратились друг против друга, и перебил большую их часть. Не знаю, может, он удачно оседлал случайное стечение обстоятельств, а может, сам их готовил. Но играл он и на наших чувствах, и на наших привязанностях, и на наших заблуждениях. Вы, может, и способны о себе позаботиться в предстоящем бою, но никто из вас не думал, что убийца попытается воспользоваться привязанностью учителей к ученикам? Как бы вы хороши ни были, Атаман и Бродяга пали в схватке с ним. А вы точно не лучше их.

– Но нас больше! – возразила Малышка.

– Это только хуже. Я могу представить слаженную работу Зануды, Барчука и Бешеной. Но остальные… сами по себе вы хороши, но все вместе будете лишь мешать друг другу. Мы же – схимники, братья, хорошо знаем друг друга. Мы втроем сможем действовать, как один человек, вы – нет. Надеюсь, это понимаете, отличные воины?

– Прости, учитель. – Гордец виновато потупился. Остальные тоже отводили взгляд.

– Давайте теперь о чем-то другом поговорим, – предложил я, весело улыбнувшись.

Напускная веселость не обманула моих учеников. Угрюмые лица, настороженные взгляды, на дне глаз – тревога.

– Ну же, – подбодрил я их. – Спрашивайте, что неясно. Сегодня можно.

– Это потому что завтра может быть не у кого? – напрямик спросил Кислота.

– В том числе и поэтому, – не стал я юлить.

– Тебе доводилось раньше убивать? – выпалил златомостец, сверкнув глазами.

– Тебе ли не знать? Часть жизни до схимы я был разбойником.

– Нет, я про другое. Убивал ли ты прикоснувшихся к схиме? Учеников, когда сам учеником был.

– Да. – Улыбка сбежала с моего лица. – Из третьего поколения подобным можем похвастаться только мы с Атаманом.

– Вы были тогда вместе? – оживился Самота.

– Мы дрались рядом и взяли по одной жизни.

– Вот теперь я все понял, – кивнул чуб. – Атаман никогда не доверял тем, кого не испытал в бою. А ты, Искатель, был единственным, кому он смог бы подчиниться. Это удивляло меня раньше. Да что говорить, он считал, что схиме я обучусь у тебя лучше, чем у него.

– Это давно было. За полгода до того, как мы с Экспериментатором ушли от людей, чтобы начать второй этап обучения. Наш учитель был весьма зол на Охотника за смерть Псеглавца. Считал, что брат погорячился, можно было решить все словами. Они не встречались, переговоры велись через нас, учеников. Посланцем Экспериментатора был Атаман, как лучший наездник. А кто из кузенов приносил вести от Охотника, я уже и не помню. Их тогда трое у него было – все, кто выжил в бою с Псеглавцем. А нас уже восемь, и схиму так или иначе постигли, насколько тогда могли. Только вот боевой опыт наш был из прежней жизни. А значит это что-то или нет – откуда мы знали? Я и сейчас не могу рассудить окончательно.

– Когда как, – пожал плечами Гордец. – На моей памяти среди обычных людей встречались бойцы, долго сопротивляющиеся псеглавцу.

– Так или иначе, а договорился Атаман о встрече учеников. Мы думали, что, лишившись послушников, Охотник не рискнет напасть на учителя, ну а они, видать, надеялись сократить наше количество.

– А Экспериментатору про то и не сказали, – хмыкнула Малышка. – Видать, не только в нас много лишнего своеволия. Ваше поколение таким же было.

– Сложно спорить, – согласился я. – Но у нас прямого запрета на это не было. Заспорили мы, кто с Атаманом пойдет. Он сразу сказал, что возьмет лишь одного. Трое на трое дети Охотника могли и не рискнуть. Не знаю, почему брат выбрал меня. С Мятежником, который считался вторым клинком среди нас, они не особо ладили. А Книжник сам отказался. Не нравилась ему эта затея, хоть Атаман и представил все как простые переговоры, а все понимали, что быть бою. Вот и отправились мы вдвоем. Их тоже двое приехало. Один вышел навстречу Атаману без оружия, как заведено было. Ну и брат саблю свою мне оставил. Говорили они, говорили. Ерунда, в общем. И так все понимали, к чему дело идет, но о чем-то спорили, кого-то обвиняли. И вдруг заметил я третьего краем глаза. В траве он заранее притаился, выждал момент – и попытался в спину Атаману выстрелить. А брат мой вдруг поворачивается ко мне, за голову хватается и кричит: «Ну все, понеслись кони в степь!» А я вижу – стрела вот-вот с тетивы сорвется. И двое других кузенов насторожились, подобрались. Тот, который с оружием, уже не скрываясь, руку на меч положил. Я Атаману саблю его бросил, сам наперерез стрелку кинулся. А брат оружие поймал так, словно только этого и ждал, и своему противнику одним взмахом грудь раскроил. Лучник выстрелил, да только перехватил я стрелу его самым острием сабли. Сам своей ловкости поразился. Налетел на стрелка. Недолго мы с ним дрались – зарубил я его. Атаман попробовал третьего догнать, да тот ушел. Быстро бегал, хоть, казалось, и был хромым. Бродяга это был. Вот с тех пор они с моим братом и не ладили. А Атаман потом еще спросил: «Ты откуда эту игру знаешь?» «Какую игру? – говорю. – Лучника я заметил. Стрела в спину – это не игры». Атаман тогда меня по плечу хлопнул и усмехнулся так странно… Вот только после этого, когда бою на саблях нас обучал, больше всего мне внимания уделял и в остальном рассказывал много разных воинских хитростей, которыми с другими не делился. А про игру он мне потом поведал. Да вон, если интересно, у Самоты спросите, он знать должен.

После обеда Самота и Абрек ушли подальше от лагеря. У них возник спор, кто лучше стреляет. Вскоре тишину нарушили звуки выстрелов. Не знаю, кто победил, но Самота отдал иверу одно из чубовских ружей. Может быть, проиграл, а может, просто поделился. Я же лег спать. Не сказать чтобы сильно устал, но перед боем телу следовало дать отдых. За лагерь я не беспокоился. Кем бы этот убийца ни был, а сунуться сюда среди бела дня он не решится. Три схимника с учениками – не та сила, которую стоит игнорировать.

Проснулся от чужого прикосновения. Рванулся. Напрасно. Двое держали меня за руки, двое за ноги. Схимники, не иначе. Простых людей я стряхнул бы, как щенят. Вокруг темно. Костер горел еле-еле. Почувствовал, как в рот мне засовывают кляп.

– Это – прежде всего, брат, – услышал голос Мятежника. – Голос – твое самое страшное оружие.