Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она сама все спланировала, – ответила вместо нее Александра. – Она играет с тобой так же, как со мной и со всеми другими. Ты играешь с игрушками, а она – с людьми.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Генрих, хотя слишком хорошо знал, что имела в виду Александра. Здесь, в этой комнате, казалось, было нечто такое, что позаботилось о том, чтобы люди могли заглянуть друг другу в душу. Смущенный осведомленностью Александры, он сжал кулаки.
– Она привязала меня к старому подъемному механизму, который ты переделал. Ведь это ты его переделал, да? Не надо ничего отрицать. Ты ведь его для меня приготовил, не так ли. В конце, когда мы с тобой остались бы одни, ты прикрепил бы меня к нему и убил.
«Ошибка, – подумал он. – Я не хотел быть наедине с тобой. Мы были бы вдвоем и наслаждались бы твоей смертью». Ему вдруг стало ясно, что это всегда было его сокровенной мечтой, и ею же и останется. Но он промолчал.
– Она приказала привязать меня там, оставив рядом со мной Изольду. Ушло не так уж много времени, чтобы убедить Изольду освободить меня. Эта девушка живет в своем собственном мире, где только немногое совпадает с тем, что происходит в действительности, но в конце концов она меня вспомнила. Я достаточно часто пела и смеялась вместе с ней, когда навещала Леону. – Александра обернулась и посмотрела на улыбающуюся Поликсену. – Само собой разумеется, вы все это знали. Леона, опасаясь за жизнь Изольды, рассказала вам многое из того, что касается моей семьи.
– Что значит весь этот вздор? – воскликнул Генрих, хотя ни одного мгновения не сомневался в том, что Александра говорит правду.
– Почему вы не убили ее? – спросила Поликсена. Она пристально смотрела на Генриха. – Почему вы сохранили ей жизнь? Или вы забыли, какое наказание мы с вами назначили другим, тем, кто пытался предать нас?
– Мы? – горько повторил он. – Я не знаю, существует ли действительно это «мы».
– Вы сохранили ей жизнь. И это причина, по которой я подвергла вас этому испытанию. Вы его не выдержали.
– Ах, вот как! Ах, вот как? Вы ревнуете к Александре? Вообще-то, я привез ее сюда, чтобы пожертвовать вам! Я всегда говорил вам правду. Наше партнерство началось с крови, и я хотел скрепить его кровью Александры, как печатью.
Она щелкнула пальцем по одному из бокалов.
– Ревность… Что такое ревность? Впрочем, один из бокалов действительно предназначен для Филиппо Каффарелли.
– Который еще не расшифровал для вас ни одной строки библии дьявола! – Генрих услышал свой ворчливый голос и понял, что еще до того, как раздалось пренебрежительное фырканье Александры, он попался на удочку Поликсены. Это удалось ей с такой легкостью…
– Извините, – неожиданно сказала хозяйка Пернщтейна. – Это было примитивно. – Она посмотрела ему в глаза Жар вспыхнул в нем, когда он увидел, как между ее губами показался кончик языка, а она будто бы и не отдавала себе в этом отчета. Она подвергла его испытанию? Его, ее партнера? Да, мысленно добавил он, но только потому, что неповторимость этой особы позволяет ей проверить, кто ее достоин. Mene mene tekel…[43]Ты взвешен и найден очень легким! Но у него был еще один козырь в рукаве, который показал бы ей, насколько на самом деле он ее достоин. И Поликсена приветствовала бы это доказательство, потому что в действительности она сильно желала его, и непроизвольные движения тела выдавали ее.
Кончик языка, который плясал над ее губами и изнывал от желания поздороваться с его языком! И тут, более точно прочитав выражение ее глаз, он понял, что она снова играет с ним. – Правильно, – согласилась она. – Я обнаружила ключ давным-давно. Он не содержится ни на одной из страниц книги. Он заключен в тех, кто лезет из кожи вон, чтобы завладеть библией дьявола. Хотите ли вы знать, как он называется? Соблазн, мой друг Геник, соблазн. А соблазн – это то, что случается с людьми, если они позволяют себе прельститься чем-либо. Когда змей предложил Адаму и Еве вкусить плоды древа познания, в наш мир пришла библия дьявола. Думали ли вы, что при этом речь идет о том познании, которое дают плоды этого дерева? Я долгое время так и считала, и все те, кто занимались библией дьявола до меня, были того же мнения. Но ведь это так просто, речь не идет о том познании, что солнце встает на востоке и садится на западе, что мир – это шар, что Солнце и Земля находятся в центре Вселенной. Речь идет о познании, которое дарует наибольшую власть в обществе, ибо люди во всякое время подвержены соблазну, ибо сами допускают это. Они соблазняются всегда, поскольку с непоколебимой убежденностью верят в то, что они – центр Вселенной и что с ними случается не соблазн, а справедливая плата за их неповторимость. Каждый отдельный человек в любой момент может быть подвержен соблазну. В этом и заключается смысл библии дьявола, – а вовсе не в тех путаных заклинаниях, которые возникли в мозгу замурованного монаха. Библия дьявола – это Грааль, друг мой. Грааль всегда привлекал тех, кто был убежден в своей исключительной важности, в том, что им предназначена особая судьба на земле.
– Нет, – неожиданно возразила ей Александра. – Вы ошибаетесь. Вы продали душу дьяволу, и потому ваш кругозор, как и у него, ограничен. Дьявол верил…
Поликсена вздернула бровь.
– Я могу чувствовать себя почти польщенной тем, что наш общий друг Геник так меня желает, хотя то, что чуть не сбило его с пути, обладает твоей фигурой, маленькая фройляйн Хлесль.
– Она никогда меня… – начал было Генрих.
– Дьявол тоже так считал, – упрямо продолжала Александра. – Поэтому он решил, что сумеет соблазнить Иисуса на горе. Но Иисус ответил ему только… Что ответил Иисус, отец Филиппо?
Генрих резко развернулся. Он не слышал, как вошел священник. Филиппо Каффарелли был неестественно бледен. Он потел и таращился на Александру. Генрих видел, как шевелятся его губы, но ни одного слова не слетело с них.
– «Изыди, сатана», – процитировала Александра. – У него была твердая вера в Господа Бога. И это уберегало его от любого соблазна. Вы не знаете, что значит вера. Дьявол тоже не знает этого. Поэтому Иисус всего лишь отверг его. Вместо того чтобы уничтожить, он сочувствовав ему.
Веки Филиппо вздрогнули. Генрих, против воли пораженный словами Александры, отвернулся от священника и посмотрел на Поликсену. Она оставалась такой спокойной, как будто ничего не было произнесено. Это тоже произвело на него впечатление. При мысли, что он еще, возможно, соединится одновременно с обеими женщинами – вырвет сердце из груди одной, чтобы положить его к ногам другой, – у Генриха закружилась голова.
– Значит, на самом деле вы так и не использовали его, верно? – спросил он и указал на Филиппо.