Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - Владимир Брюханов

После «Кровавого воскресенья» правительство приняло решения, по существу запрещающие полицейским властям покровительствовать рабочему движению. По этой причине ушаковская «Независимая партия» так и не смогла расширить влияние и заменить закрытую властями гапоновскую организацию. Но интерес к социальным вопросам, усилившийся во всех слоях общества, сделал Ушакова довольно популярным человеком. Этого рабочего, уверенно и толково излагавшего свои взгляды, охотно приглашали и в великосветские салоны, и в кабинеты сановников. Словом, он вошел в моду.

Витте вспоминает, что в двадцатых числах сентября 1905 года Ушаков посетил его с несколькими другими рабочими (явное наличие свидетелей заставило Витте признать этот факт); они поздравили Витте с портсмутским успехом и пожелали ему дальнейших достижений.

Вот с этим-то человеком и был как бы случайно познакомлен великий князь Николай Николаевич поздно вечером 15-го или уже 16 октября 1905 года. Ушаков произвел на него потрясающее впечатление. Это и не удивительно: великий князь вовсе не был докой в социальных вопросах, а с достаточно интеллигентными рабочими никогда в жизни раньше не общался.

При многочасовой беседе Ушаков изложил свою теорию – вариант классической зубатовщины, только в крайней форме. Крайность заключалась в том, что Зубатов считал правовой парламентский строй конечной перспективой исторического развития России; Ушаков же отрицал всякую пользу буржуазной демократии.

Похоже, что Ушаков и Витте, излагавший железнодорожным депутатам подобные же взгляды на избирательное право, имели в этом вопросе вполне согласованную позицию. Это дополнительно свидетельствует о том, что их контакты носили отнюдь не эпизодический характер.

Ближайшим необходимым шагом Ушаков считал создание Думы, в которой интересы трудящихся классов были бы представлены истинными народными представителями, а не интеллигентными политиками, паразитирующими на народных нуждах. Ушаков советовал великому князю доверить практическое руководство необходимыми реформами наиболее подходящему и подготовленному человеку, а именно – графу Витте. В этом и был гвоздь программы Ушакова!

Так Николай Николаевич услышал глас народа. Неожиданная встреча, подарившая великому князю настоящее откровение, как нельзя лучше отвечала его собственным мистическим исканиям. Попадание было точно в цель!

Пережив за ночь открывшиеся ему истины, Николай Николаевич и предстал 17 октября перед царем. Дальнейшее известно.

Эта фантастическая история так и могла бы остаться классическим примером вмешательства Провидения в судьбы людей и народов, если бы не нескромность князя Алексея Оболенского.

Осенью 1906 года, снова находясь в отставке и мечтая вновь покончить с этим невыносимым состоянием, Витте встретился с П.Н.Дурново – своим министром внутренних дел в октябре 1905 – апреле 1906 года. Тот, так же как и Витте, был не у дел и болтался по европейским курортам. Дурново поведал Витте со слов А.Д.Оболенского, что именно последний и подстроил знакомство Ушакова с великим князем накануне 17 октября.

Витте всполошился: общеизвестно, что Оболенский был в октябре 1905 года его ближайшим сподвижником и соавтором Манифеста 17 октября; Витте сделал его обер-прокурором Синода в своем правительстве. Если инициатива знакомства Ушакова с великим князем принадлежала Оболенскому, то это все равно что она принадлежала самому Витте. Обнародование такого факта заклеймило бы Витте как злостнейшего интригана и уничтожило бы малейшие шансы на возвращение к власти.

Ситуация усугублялась тем обстоятельством, что в течение 1906 года крайне правая пресса усиленно травила Витте за давление на царя, вырвавшее у последнего Манифест 17 октября, а также за вообще решающую роль Витте в организации всей революции – никакими конкретными фактами инициаторы этой травли, естественно, не располагали. Сведения же, попавшие к Дурново, раскрывали конкретный механизм вымогательства Манифеста.

Витте почти что впал в панику. Будучи не в силах заткнуть рот А.Д.Оболенскому, Витте решил соорудить другую версию.

Прежде всего, он попросил достаточно близких к себе свидетелей и участников событий октября 1905 года – Н.И.Вуича и Н.Д.Оболенского (но не А.Д.Оболенского!), дать письменное описание этих событий для истории. Вуич и Н.Д.Оболенский это добросовестно сделали, причем сдержанно и взвешенно написали практически только то, что могло быть засвидетельствовано другими (у Оболенского, например, не было ни слова об его аудиенции у царицы). Использовав эти записки и добавив то, что считал нужным, Витте составил собственное описание фактов, которое и представил на рассмотрение Фредерикса.

Последний собирался ответить своим собственным изложением событий, но затем, по-видимому по совету царя, также ознакомившегося с запиской Витте, уклонился от этого. Устно он подтвердил Витте, что его изложение соответствует имевшим место фактам.

Разумеется, в записках Витте, Вуича и Н.Д.Оболенского нет ни слова ни об Ушакове и встрече последнего с великим князем, ни о сцене между великим князем и царем. Получив от Фредерикса (а следовательно – и от царя) неопределенное полуоправдание, Витте этим не удовлетворился и повел себя и дальше как вор, на котором горит шапка.

Тогда же Витте получил и письменное изложение событий, составленное Ушаковым, по-видимому предварительно доходчиво объяснив последнему, что в ней должно быть и чего быть не должно. Ушаков, добросовестно описав свой диалог с великим князем, о своем знакомстве с последним рассказал только нижеследующее:

«Однажды Д.К.Нарышкин сообщил мне, что сегодня (15-го октября 1905 г.) приехал великий князь Николай Николаевич, который вызван в Петербург государем. Князь сильно интересуется всем происходящим движением, а в особенности рабочим, и что князю говорили обо мне, на что князь просил познакомить его со мною и что он желает говорить лично о текущих событиях.

После чего я с ним сейчас же поехал к князю во дворец...»[708]

Собрав три записки (Вуича, Н.Д.Оболенского и свою собственную), Витте поместил их в текст своих мемуаров, а затем, используя записку Ушакова (ее текст был опубликован уже советскими архивариусами в 1923 году), дал дополнительную трактовку событий. Характерно, что и Витте, и Ушаков усиленно подчеркивают тот факт, что они лично не встречались с конца сентября и до 30 октября 1905 года, когда Ушаков снова возник и потом зачастил к Витте опять со своими соратниками, утрясавшими вопрос об оплате прошедших забастовочных дней. Неизвестно, как это решилось, но сама постановка вопроса очень интересна: государственные служащие просили от государства оплаты времени антиправительственной забастовки! Как видим, теперь, в отличие от января 1905 года, верноподданность рабочих Экспедиции заготовления государственных бумаг проявилась в достаточно своеобразной форме!

В мемуарах Витте обрушивается на А.Д.Оболенского, допустившего утечку информации: «поведение Николая Николаевича перед 17 октября мне объяснил П.Н.Дурново влиянием на него главы одной из рабочих партий Ушакова. /.../ Дурново мне говорил, что будто именно князь Оболенский устроил свидание великого князя Николая Николаевича с Ушаковым и что он ему как будто хвастал, что благодаря ему последовал манифест, и это он устроил через Нарышкина. Я этому не поверил, а потому не зная, насколько это верно, думаю, что скорее это было маленькое хвастовство. Одно несомненно, что князь Алексей Дмитриевич Оболенский – мелкий человек, либеральный дворянин, философ училища правоведения»[709], – одним словом, вполне подходящее лицо на пост обер-прокурора Синода!