История Османской империи. Видение Османа - Кэролайн Финкель

С этого времени британское влияние на Ближнем Востоке стало быстро расти. Вскоре и другие европейские государства получили подобные торговые привилегии, но именно британцы, обладавшие самой современной промышленностью и финансовой системой, извлекли наибольшие выгоды из коммерческих возможностей, которые теперь стали им доступны. Долгосрочные последствия этой либерализации торговли были разнородны: иностранные купцы обладали преимуществом над турецкими купцами, которые продолжали платить внутренние таможенные пошлины; объем торговли увеличился, но ценой подрыва внутреннего производства и главным образом за счет потерь доходов от торговых тарифов и дальнейшего ухудшения финансового состояния империи. В этой связи, один историк замечает: «Османская империя фактически превратилась в британский протекторат».

Третьего ноября 1839 года в Гюльхане или «Розовой беседке», находившейся в дальних садах дворца Топкапы, султан Абдул-Меджид сделал заявление, получившее название «Указ Гюльхане», в котором официально объявлялось о начале эпохи танзимат, то есть «реорганизации». Как только позволили обстоятельства, реализация программы реформ Махмуда была продолжена. Являясь публичным признанием того, что старыми методами не удалось приспособить империю к современной эпохе, указ Гюльхане подводил ясную идеологическую платформу под те изменения в правовой и административной сферах, которые имели место в недавнем прошлом, и направлял в нужное русло те изменения, с которыми предстояло столкнуться в будущем. Хотя этот указ был навязан населению верхушкой власти, он являлся документом, с помощью которого султан связывал себя и свое правительство обязательствами договорного сотрудничества со своими подданными. Этот указ касался всех, и все должны были принять к исполнению его предписания. Недавно появившаяся пресса довела содержание указа до грамотной части населения (его текст был опубликован в официальной газете «Takvim-i vakäyi»), а губернаторам провинций и их помощникам было предписано, следуя традиции, торжественно зачитать содержание указа на главных площадях больших и малых городов империи.

Указ был обнародован министром иностранных дел Мустафой Решид-пашой в присутствии султана, а также множества государственных деятелей, представителей духовенства и зарубежных послов. В преамбуле причиной продолжавшегося в течение последних 150 лет падения Османской империи с вершин величия объявлялась неспособность соблюдать священные и султанские законы — далее сообщалось, что такое положение дел можно исправить с помощью введения хорошей системы государственного управления, основанной на принципах безопасности жизни, защиты чести и имущества, а также посредством введения изменений в сферах налогообложения и военной службы. Считалось, что гарантии в отношении жизни и имущества укрепят преданность населения государству. Планировалось изыскать новые источники поступления налогов и с их помощью изменить систему налогообложения, основу которой составляли налоговые округи и «проклятые монополии, от которых земли империи недавно были избавлены». Таким образом, предполагалось ввести четкую систему налогообложения, а целевые вложения получаемых средств (из которых самыми значительными являлись расходы на армию и военно-морской флот) должны были утверждаться правовым способом. Чтобы по справедливости распределить бремя призыва на военную службу, его следовало привести в упорядоченное состояние, а максимальный срок службы по призыву должен был составлять от четырех до пяти лет. Впервые эти принципы надлежало применять ко всем подданным Османской империи: и мусульманам, и немусульманам. Взяточничество, которым была поражена бюрократия, объявлялось вне закона, а уголовный кодекс определял степень наказания нарушителей закона в соответствии с занимаемым положением. Заключительной частью указа было обещание осуществить радикальные изменения в сфере административного управления, причем свидетелями этого обещания призывали стать как всех подданных Османской империи, так и дружественные государства. Указ был ясно и недвусмысленно изложен на языке исламского права, которому не противоречили порожденные им законы, а его в высшей степени религиозный характер нашел свое символическое подтверждение, когда султан, в присутствии представителей высшего духовенства и бюрократии, торжественно утвердил его в Палате Священной накидки.

Как правило, каждый новый султан делал заявление о своем намерении править по справедливости, и за четыре месяца до этого Абдул-Меджид сделал такое заявление во время своего вступления на престол. Необычным было то, что за этим заявлением о намерениях вскоре последовало еще одно, и такой выбор времени не являлся случайным совпадением. В конце 30-х годов XIX столетия сочетание неудач как во внешней, так и во внутренней политике (в особенности угроза, которую представлял собой Мехмед Али, а также смещение баланса сил и интересов великих держав в отношении османского государства) заставило империю, несмотря на широкомасштабные реформы султана Махмуда, перейти к обороне. Если Балталиманийская торговая конвенция 1838 года была той ценой, которую туркам пришлось заплатить за британскую поддержку при заключении соглашения с Мехмедом Али, то провозглашение Указа Гюльхане стало платой за предоставление этой своекорыстной поддержки в течение длительного периода. Танзимат, в сущности был инициативой Махмуда, предпринятой им в последние годы своего правления, а провозглашение Абдул-Меджидом положений Указа Гульхане стало жестом, направленным на то, чтобы продемонстрировать европейским державам искренность турецких намерений модернизировать свое государство. Свидетельствуя о том, что сердце империи забилось с новой силой, этот указ, по всем расчетам, должен был убедить великие державы в решимости и способности империи принимать участие в международных делах на равных с ними условиях (приглашая их проявить добрую волю и оказать поддержку османским реформам) и в то же самое время продемонстрировать готовность пойти навстречу их зачастую чрезмерно шумным заботам о благоденствии немусульманских подданных султана.

Султану Абдул-Меджиду было всего шестнадцать лет, когда он взошел на трон, поэтому тот подход к реформам, воплощением которого стал Указ Гюльхане (и который так отличался от подхода его отца), обычно считают инициативой Решид-паши. Сформировавшись как личность в школе богословия, он впоследствии перешел в бюрократический аппарат государственного управления и приобрел там богатый опыт в сфере международной политики. Он вел переговоры с Мехмедом Али и его сыном Ибрагим-пашой, когда их экспансионистская политика угрожала империи, и был послом как в Лондоне, так и в Париже. Во время своего пребывания в Лондоне он добился того, что британцы поддержали османское сопротивление экспансии Мехмеда Али. Этот успех положил начало про-британским настроениям среди группы близких ему реформаторов.

Возвышение Решид-паши как проводника британского влияния, которое впоследствии проявилось в османском законодательстве, явно затеняло значение внутриполитических аспектов указа. Решид-паша приложил руку к составлению этого документа, как и члены религиозной иерархии, которые также сыграли значительную роль в его редакции, и это участие, похоже, избавило их от необходимости делать правовую оценку, разрешавшую обнародование указа и означавшую, что они не видят в нем никаких противоречий с нормами исламского права. Сам султан, стараниями своей матери и наставников, вырос в атмосфере приверженности традициям ортодоксального ислама. В заявлении, которое Абдул-Меджид сделал, вступив на престол, он не только назвал себя «главой правоверных и халифом [Всевышнего] на лице земном», но и объявил о том, что никакой терпимости не будет проявлено по отношению к тем, кто не молится по пять раз в день, соблюдая свои религиозные обязанности. Вот что он написал своему великому визирю: «По наследству и по праву нам был передан халифат… и наше желание состоит в том, чтобы увидеть, как повсюду применяется возвышенное исламское право». Как и его предшественники, султан Абдул-Меджид являлся адептом ордена дервишей, в данном случае он, как и некоторые из его ближайших советников, был членом организации Халиди, являвшейся ответвлением ордена Накшбанди. В отличие от адептов Бекташи, члены Халиди в своем учении отмечали центральную роль священного закона, чем снискали признание консервативных правящих кругов. Подобно Накшбанди и Мевлеви, они после 1826 года извлекли выгоду из гибели Бекташи. В начале 40-х годов XIX века в Дамаске, на месте гробницы основателя ордена шейха Халида Багдади, Абдул-Меджид построил мавзолей и обитель дервишей. Все его заявления и дела указывали на то, что он был набожным человеком — в 1851 году он приказал построить мечеть в районе Стамбула Фатих, чтобы хранить в ней вторую накидку пророка Мухаммеда (первая хранилась во дворце Топкапы). Кроме того, Абдул-Меджид был человеком, который пытался найти модель более жизнеспособного государства, руководствуясь пониманием необходимости продолжения реформ в рамках исламского права, что проявилось в положениях Указа Гюльхане.