Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время - Александр Петров

Мурлыкая себе под нос, чего за ним раньше не водилось, Эндфилд вернулся в кабинет, подготовил компьютер и стал набивать текст. Зачем печатать, если можно воспользоваться мыслерекордером? Ему казалось естественным завершить летопись своих хождений в прошлое именно руками.

«… После всех приключений ОЗК прохудился. Шквальный ветер вымочил и заляпал меня грязью. Надо было где-то обсохнуть и переночевать.

Память прошлого воплощения привела меня в мою старую квартиру. Она подсказала, как влезть внутрь не ломая двери. Я слишком устал, оттого ограничился осмотром, кинул на кухне мокрую одежду, нашел в гардеробе всяких тряпок и постелил на диване. От подушек и одежды шел знакомый запах, который не могла перебить ни пыль, ни влажность давно мертвого дома.

Утром меня разбудило солнце. Заведенная психика заставила вскочить, хоть тело предлагало поспать еще. Но мне стали мерещиться опасности, до которых я вчера из-за усталости просто не додумался.

Подарок мертвецов из подземелья пережил и взрыв, и ураган. В контейнере не треснула ни одна ампула. Вчера мне хватило сил затолкать его вместе с сумкой в стеклянную банку.

Испарения отравы я не боялся, дезраствор, огонь и промывка ураганными потоками дождя уничтожили все остатки фосфорорганики. Но вот содержимое ампул вызывало опасение. Сил ходить и проверять их у меня не было, но я очень долго прислушивался, не лопнет ли стекло под напором биомассы.

Мне снилось во всех вариациях, как жидкость в ампулах начинает бурлить, заполняет банку и разливается отвратительной пенной блевотой по полу, затопляя квартиру.

Веселое кино, где потоп перемежался со спорами, микробами, червяками-мутантами, змеями, заставило меня без сожалений покинуть импровизированное ложе.

Я с большим подозрением потыкал в кучу тряпок автоматом. Змей и червяков не было. Ампулы мирно лежали в банке.

Еды не имелось никакой, вода, бывшая слизью, меня не сильно вдохновляла. Из города нужно было убираться. Но все мое тряпье было мокро до нитки, а на то, чтобы высушить одежду в холодном и мокром доме, требовался не один день.

Я занялся разбором завалов, чтобы найти подходящую одежду. Однако она оказалось мне мала. По сравнению с собой прошлым я стал настоящим лосем, на сорок сантиметров выше и в полтора раза шире немаленького по тем временам мужика.

Постепенно я втянулся в процесс, поднимая с пола и вытягивая из нычек барахло. Дом хоть и был разворочен, но узнаваем. Энергетика минувших дней настроила меня на минорный лад. Эмоции прежнего воплощения пробивались в мое теперешнее сознание.

Я непроизвольно поднимал вещи, рассматривал и в глубокой печали убирал с пола на стол и диван. Я видел, с какими моментами они связаны, память прошлого стискивала сердце. Глаза были на мокром месте от чужих воспоминаний о невозвратном. Теперь я откровенно радовался барьеру между личностями. Не знаю, как бы я вынес то, что выпало на долю хозяину этой квартиры.

Но в воспоминаниях было и много полезного.

В моей комнате рука сама скользнула за подоконник, сковырнув неприметный нарост штукатурки. Только я хотел в отвращении бросить кусочек, как он поддался под пальцами, обнаружив внутри нечто твердое.

Это был каратный бриллиант прекрасной прозрачности, почти бесцветный. Камень стоил бешеных денег и при всей бесполезности мог быть прекрасным платежным средством даже сейчас.

Я вспомнил, как он мне достался, и решил, что, пожалуй, от него стоит избавиться. Свет дня зазывно заиграл в гранях драгоценности. «Или нет… – пронеслось в голове. – Это ведь ему, а не мне дали ворованный камень в уплату за грязные делишки. А я просто нашел этот камень».

Дом прошлой жизни многое рассказал про меня прежнего, однако так и не соединил личности разных воплощений. Волков был другим, а его память сидела во мне, будто книга или фильм.

Впрочем, импровизированное путешествие в прошлое принесло мне массу полезных вещей.

Кроме красивого, ценного, но ненужного в пустом городе камня мне посчастливилось найти рыболовные крючки и леску. Взял я более-менее годную одежду, рваные одеяла, пупырчатая пленку, истертый и грязный туристический коврик, настенный обогреватель… Пара битых кастрюлек, миска, кружка, ложка и несколько пустых пластиковых бутылок довершили экипировку.

Хоть я старался много не брать, набрал прилично.

Особенно после посещения квартиры знакомого в доме у метро. Дядька был большим любителем всякой приспособы, и я разжился разнообразным выживательным инструментом, включая топор, пилу и вполне годную разборную лодку. Близость метрополитена обеспечила исправность плавсредства.

Идея плыть на лодке пришла мне в голову спонтанно, когда я вспомнил, что у Старой Купавны речка Клязьма подходит к дороге на восемьсот метров. Сколько бы времени не пришлось двигаться по воде, все равно это лучше, чем топать по бездорожью со всем скарбом.

Использовать лодку вместо волокуши было тяжело, к тому же была опасность, что я протру ее алюминиевый корпус до дыр.

На счастье, я заметил на одном из балконов санки. Они были поломанные, без спинки, но для скарба подошли идеально. Так начался мой путь обратно.

…По асфальту скрежетали алюминиевые полозья. Дул резкий, неприятный ветер. Над самыми домами быстро бежали облака, неся с собой снежные заряды. Временами небо очищалось, показывая давно забытую городом голубую высь и яркое весеннее солнце.

В уцелевших стеклах и лужах отражался оборванец в немыслимых обносках. Короткие портки заканчивались обмотками из линялых тряпок, разрезы на куртке, иначе она бы на меня не налезла, прятались под пончо из одеяла.

О чем я думал, когда шел по заваленным мусором улицам? О резкой и неудобной весне? Радовался солнцу? Сожалел о погибшем городе и былой жизни? А может, испытывал удовлетворение от того, что решился давний спор, который занял века? И в этом споре правым оказался я.

Момент торжества оказался до банальности обыденным. Никаких фанфар, никаких речей. Когда-то давно мне снились люди, которых вывели из автобусов, сделав живым щитом для осатанелых вояк. Даже спустя десятки лет после этого, когда прежнее тело износилось и ясность мысли ослабла, я видел их лица, просыпаясь в холодном поту, с острым сожалением от содеянного.

Но теперь жизнь расставила все по местам. Сторонники старого орднунга логично закончили свое существование, превратясь в конечную стадию соборности и единения – полуразумную, агрессивную жижу.

И каким бы зверством ни казалось учиненное мной, оно было оправданным для сохранения человеческого вида и накопленных им знаний.

Часть личности требовала осознать, растянуть, почувствовать момент славы, но надо было двигаться дальше. Новые драмы и коллизии настойчиво просились в реальность. На пережевывание завершенного просто не было сил. Нужно было тащить санки.

К вечеру второго дня я выбрался за МКАД. Хотелось есть, пить и спать. Я собрал небольшой запас свежевыпавшего снега, расплавил и понемногу смачивал горло. Вода в лужах, которая недавно была липкой отравой, доверия не внушала.