Три изысканных детектива - Клод Изнер

— Мы у цели, — объявил он Кошке, и та, решив, что ее сейчас накормят, помчалась на кухню.

Понедельник 19 февраля

Жозеф размышлял, стараясь как можно медленнее жевать круассан. Кто придумал пословицу: «Кто спит — ест»? Он отлично выспался, а потом позавтракал вместе с Айрис, но не сказать, чтобы досыта наелся. Может, причина в холодной погоде? Хорошенькая же идея пришла в голову Виктору — послать его на улицу Страсбур топтать тротуар под пронизывающим северным ветром! Интересно, купился ли Кэндзи на историю о выставке книг по искусству в Друо? Что до Айрис, то она пожаловалась на мигрень и снова легла.

Устав наблюдать за дверями «Отель де л’Ариве», куда входили только поставщики, Жозеф перебирал в уме народные поговорки. Большинство из них казались ему идиотскими. Взять хоть эту: «Кого люблю, того и бью». Вряд ли его тесть и шурин оценили бы порку розгами — пусть даже из лучших побуждений, в воспитательных целях.

Он передернул плечами от холода, завидуя своей нежнейшей «половине», которая сейчас нежится под одеялами. Но ведь она в положении, а подобный опыт ему ни к чему. Жозеф представил себя беременным и посмеялся нелепости этого видения. Минутой позже он задумался о посетителях заведения, наслаждающихся вкуснейшей едой в жарко натопленном зале. Интересно, хромой тоже там? Накануне вечером он долго торчал в холле и, судя по всему, собирался задержаться до утра.

Пока Жозеф предавался этим размышлениям, к тротуару подкатил тележку с нарисованным на ней трехцветным флагом немолодой мужчина. Он выглядел довольно экстравагантно: помятый цилиндр, изношенный черный редингот, широкий синий пояс и красные сабо. Тяжелые веки и выдающиеся вперед челюсти делали его похожим на бульдога. Он постоял перед входом, разминая натертые лямками тележки плечи и лопатки, и вошел внутрь. Жозеф проскользнул следом и услышал раскатистый голос незнакомца:

— Тьфу, пропасть! Скажите, что пришел Брикар, Сильвен Брикар, дядюшка Брикар! Я попусту потратил время, притащил ее сундук в «Де Бельфор», а там сказали — вези в «Де л’Ариве». Ладно, так тому и быть, но теперь всё, точка, конечная остановка, слезай — приехали! Я же не чемодан Гуффе[327]притаранил, а бабьи тряпки! Разбирайтесь сами!

Он вышел на улицу и принялся снимать ремни с сундука с медными окантовками, стоявшего на тележке, на которой было написано оранжевыми буквами:

ТОЛЬКО СВЕЖИЕ ОСТАТКИ

— Вам помочь? — предложил Жозеф.

— Не откажусь, — буркнул Брикар. — Хозяин этой ночлежки глуп, как пробка! Я уже голос сорвал, но никак не могу объяснить этому дураку, что Софи Клерсанж ждет меня. Он твердит, что она никого не принимает. Деревенщина неотесанная!

Под высокомерно-неодобрительным взглядом швейцара в адмиральской униформе они изловчились занести сундук внутрь и поставили перед стойкой портье.

— Вот вам вещи дамочки, делайте с ними, что хотите, а я умываю руки, — заявил Сильвен Брикар.

— Я тоже хотел встретиться с Софи Клерсанж, она заказала мне книгу… Но эта женщина неуловима, — сообщил ему Жозеф, когда они вернулись к тележке.

— Она и впрямь изменилась с тех пор, как вышла замуж за американского богатея и уехала из Калифорнии.

— Она замужем? И как же фамилия ее мужа?

— Мэт-как-то-там, слышится, не как пишется, язык сломаешь! Вообще-то, могла бы отблагодарить меня и получше.

— Вы с ней родственники?

Сильвен Брикар досадливо сплюнул.

— Родственники? Да я качал Софи на коленях, и она сосала мой палец. Я много лет заменял ей отца, родной-то папаша был в отсутствии, а я хотел угодить моей тогдашней цыпочке. Потом мы с малышкой потеряли друг друга из виду, но когда у нее случились неприятности, я тут же пришел на помощь. Извините, мне пора, надо забрать товар от церкви Святого Иоанна Крестителя. На тамошнего сторожа надежды мало, он недотепа, того и гляди, раздаст хлеб беднякам из своего прихода! Нужно успеть отвезти товар на склад на Эншевальской дороге.

— Простите мое любопытство, но как вам удается сохранять остатки хлеба свежими?

— Это только так говорится. Остатки уступают мне булочники или их подмастерья. Я получаю бриоши, хлебцы из теста на молоке с маслом, ячменные булочки, хлебцы из крупчатки, и все — твердое, как булыжник, такое не продашь, разве что в качестве оружия. Но я кое-что придумал: сажаю их в печь, потом складываю в корзины, гружу корзины в повозку и прикрываю шерстяным одеялом, чтобы не остыли, а потом продаю клиентам… как свежий хлеб! Ну, прощайте. — Он кряхтя взялся за ручки тележки.

— Еще минуту! — взмолился Жозеф. — Вы говорили о неприятностях, которые были у… Софи… да, у Софи Клерсанж. Она не поладила с полицией?

— Это давняя история, в процессе были замешаны светские дамы и не очень, и губки, и свечи, и рожь со спорыньей и все такое прочее. Всё, я снимаюсь с якоря, нужно успеть к окончанию уроков…

Уже отойдя прочь, Брикар обернулся и крикнул:

— Сегодня меня ждет лучшая выручка за всю зиму!

— Замужем! Мэт-как-то-там еще. Рожь со спорыньей, — бормотал себе под нос Жозеф, — дрожжи и пшеничная мука… Этот плут, похоже, повредил себе мозги. И это он — миллионер? Тогда я — король Пруссии!

Мелкий град барабанил по мостовой круглой площади Ла Виллетт. Альфред Гамаш пытался очистить окоченевшими пальцами теплые каштаны, купленные у араба в лавочке рядом с пожарным насосом. Рекламный проспект зазывал на новое ревю в «Фоли-Бельвилль» с забавным названием «Вот ползет фуникулер».[328]Гамаш обещал Полине, что придет поаплодировать ее выкрутасам в трико телесного цвета. Он положил в рот золотистый шарик и принялся с наслаждением жевать его, вспоминая юные годы: зимой, по воскресеньям, его мать — она была маникюршей — всегда покупала ему кулек жареных каштанов. Он пытался ее угощать, но она отказывалась, уверяя, что совершенно сыта, хотя была худа как щепка.

Рядом кто-то кашлянул, прервав его размышления.

— Добрый день, вы меня помните? Моя жена — художница, она работает для…

— «Пасс-парту», помню, как же. Я его прочитал: ничегошеньки там не написали! Сдается мне, вы все наврали, — с полным ртом процедил Гамаш.

— Ошибаетесь. Я все время думаю о том хромом, которого вы описали в нашу прошлую встречу.

— Я что-то говорил про хромого? Ну надо же… Я тут прочел в одной газетенке занятную вещь: если столбик термометра опускается ниже нуля, у людей случаются галлюцинации — в точности как в тропиках. Вы бы сходили к доктору.

Гамаш продолжил жевать каштаны, а Виктор аккуратно сложил вчетверо банкноту и сунул в щель в облупившейся стене ротонды. Альфред Гамаш и глазом не повел.

— Кто вы?