Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хочешь запереть меня в укромном местечке, чтобы я принадлежал тебе и только тебе?
— Тебе туда нельзя, — бесстрастно повторила Анна, представив себе его отца, тяжело опиравшегося на трость, и склоненную голову Виктории: Элиот войдет к ним с легкомысленной улыбкой на губах. «Вы что, призрак увидели?» — скажет он, и лицо его отца зальет мертвенная бледность.
— Я не позволю, — сказала она.
— И как ты меня остановишь? — спросил Элиот. — Закроешь в этой клетушке, станешь приходить по ночам, как приходила на остров прошлым летом? Я не в силах противиться твоей страсти. Хорошо, милая Анна, запри меня.
Он вошел в комнату и, беспечно улыбаясь, остановился на пороге.
— Что ж, придется пропустить собственные похороны, но ради тебя, Анна, я готов на все.
Орган умолк. В наступившей тишине Анна подняла ключ с пола.
— Элиот… — неуверенно окликнула она. Он скрестил руки на груди.
— Ты хочешь, чтобы я всецело принадлежал тебе. Да будет так! Никто, даже Викки, не узнает, что я здесь. Сохраним нашу маленькую тайну, милая Анна. Я стану твоим пленником, и ты будешь меня навещать. — Он кивнул на дверь. — Давай же, запри меня. Похороны скоро закончатся.
Тяжелый ключ лежал у нее на ладони. Из залы донеслись новые волны музыки и говора. Она тревожно оглянулась на дверь, что вела в церковь. Преподобный Спрейг вот-вот выйдет оттуда.
— Ты вернешься, Анна? — Элиот стоял, прислонившись к косяку. — Не забудешь?
— Там, в подсвечнике, есть свеча. — Анна захлопнула дверь у него перед носом, повернула ключ, сунула в муфту и в полном замешательстве бросилась вон из церкви.
Слишком поздно — служба уже закончилась. Лужайка перед главным входом быстро заполнялась людьми. Порывистый зимний ветер громко хлопнул дверью, через которую вышла Анна. Все обернулись.
Она пробиралась сквозь толпу, высоко держа голову, не думая, как со стороны выглядит ее серая мантилья и предательская траурная шляпка. Она не расслышала легких шагов за спиной. Ее тихо окликнули:
— Мисс Лоуренс? Пожалуйста, подождите…
Анна обернулась. Красивые серые глаза Виктории Тэтчер покраснели от слез. В руках она сжимала маленький черный молитвенник.
— Я хотела поблагодарить вас за то, что вы пришли. Внезапно Анну охватила злость. «Он тебя не любит! Той ночью он хотел встретиться именно со мной! Он позвал, и я пошла. А сейчас он заперт в подсобке! Меня дожидается… Он не умер, а жаль! И тебе должно быть жаль…»
— Ваше участие так много для меня значит, — сбивчиво заговорила Виктория. — Я… мой отец уехал в Хартфорд, закончить какие-то дела, связанные с Элиотом. А у меня здесь совсем нет друзей. Отец Элиота бесконечно добр ко мне, но он плохо себя чувствует, и я… Спасибо вам, что пришли. Пожалуйста, не откажите мне в еще одной любезности: приходите как-нибудь на чай.
— Я…
Виктория закусила губу, на мгновение запнулась и уверенно посмотрела Анне в глаза.
— О смерти Элиота ходят всякие слухи, но я им не верю. Я знаю, что вы не… — она запнулась и снова опустила голову. — Я знаю, что вы, как и я, молитесь о спасении его души.
«У него нет души, — подумала Анна. — Лучше молись о душе его отца, да и о своей собственной. И во что, интересно, ты не веришь? В то, что я убила его? Или в то, что я была в ту ночь на острове?»
Глаза Виктории наполнились слезами.
— Я прошу вас… Если вы любили Элиота, то для нас это повод подружиться. Теперь, когда его с нами нет…
«Но он здесь! — в отчаянии подумала Анна. — Он сидит в комнатушке и смеется над нами, представляя наш разговор. Как жаль, что он не умер… Ради твоего же благополучия. Ради нашего общего благополучия».
— Спасибо за приглашение, — сдержанно ответила Анна и быстро удалилась.
После ужина она вернулась в церковь с пакетом из коричневой бумаги, в который были завернуты несколько кусков ветчины и пирога. Элиот сидел в темноте.
— Все поужинали, — сказала Анна, зажигая свечу, — и я сбежала. Тайком.
— Тебе не привыкать, — усмехнулся Элиот.
Она аккуратно положила пакет с едой рядом с подсвечником.
— Тебе нельзя здесь оставаться. Он развернул пакет.
— Почему это? Тут, по крайней мере, сухо. Холодновато, конечно, но в остальном — очень уютно. Голод мне не грозит, а ты исполнишь любой мой каприз. Если я воскресну, вряд ли прольются счастливые слезы. Мне и здесь хорошо.
— Твой отец слег.
— От радости? А что, безутешная невеста тоже слегла? Кстати, в мою постель она «слечь» не захотела…
— Виктория ухаживает за твоим отцом. Ее отец отправился в Хартфорд, устраивать какие-то твои дела. Ты не можешь обманывать их и дальше…
— Еще как могу. Даже должен. По крайней мере, пока отец Виктории не расплатится со всеми моими долгами. И пока ты, милая, не заплатишь мне за то, что не пришла на свидание.
— Элиот, так нельзя. Я всем расскажу правду.
— Не выйдет! Я объясню, что ни тебя, ни меня на реке не было; что мы просто сбежали и спрятались вместе. И что станет с моим бедным слегшим отцом и с богатенькой Викторией? Ты даже не представляешь…
— Я больше не вернусь сюда, — твердо сказала Анна. — Не буду носить тебе еду.
— И священник обнаружит мои истлевшие кости? О нет, ты вернешься, милая Анна!
— Нет. Не вернусь.
Надеясь, что Элиот передумает, она не стала запирать дверь, но ключ взяла с собой. «На всякий случай», — подумала она, не совсем представляя, на какой именно случай. Просто на случай, если понадобится.
В дверь постучали, и отец пошел открывать. Анна застыла на середине лестничного пролета. Отец вздрогнул всем телом, уши и шея стремительно покрылись алыми пятнами.
«Элиот!» — подумала Анна.
Третий день подряд она тайком бегала в церковь, носила «пленнику» еду и свечи, а накануне отнесла шаль, потому что Элиот беспрестанно жаловался на холод. Ее неубедительные увещевания он пропускал мимо ушей. Отец Виктории провел утро в банке и снова уехал. Сама Виктория каждый день навещала отца Элиота, и таяла, таяла на глазах. От ее брата по-прежнему не было вестей. На третий день после похорон она прислала Анне записку, напомнив свое приглашение на чай.
Анна показала записку Элиоту.
— Отчего ты к ней так жесток?
— Говори, что думаешь. Я жесток по отношению к тебе. Приглашение, насколько я понимаю, принято? Забавное будет чаепитие…
— Я отказалась. Элиот, подумай, что ей придется пережить!
— А что пришлось пережить мне? Утлая лодчонка посреди бурной реки, ночью, в ужасный шторм! Не помню, как добрался до берега. Полдороги до Хэддама брел пешком, пока на постоялом дворе не разжился лошадью. Только представь, что я перенес по твоей милости, Анна! И все потому, что ты не захотела со мной встретиться. Что ж… а теперь я не хочу встречаться с ними.