Сентябрь - Розамунда Пилчер

Вирджиния пришла в библиотеку последней. На ней было светло-зеленое платье, такое светлое, что казалось почти белым, сильно декольтированное, скрепленное на одном плече атласной веткой зеленого плюща.

Она сразу увидела его. Он стоял спиной к камину, высокий, в черных волосах сквозит седина, точно у чернобурого лиса. Глаза их встретились, и оба не сразу отвели взгляд. Шотландский наряд был Вирджинии не в новинку, но она, пожалуй, впервые встретила мужчину, которому он был так к лицу и который так свободно держался в этом экзотическом одеянии — клетчатой юбке, узорчатых длинных носках и темно-зеленой куртке с серебряными пуговицами.

— …Вирджиния, дорогая, я тебя заждалась!

Это была хозяйка дома.

— Скажи мне, пожалуйста, кого ты тут знаешь и кого не знаешь?

Незнакомые лица, новые имена. Она их почти не слышала. И вот, наконец…

— …а это Эдмунд Эрд. Эдмунд, это Вирджиния, она у нас гостит. Можешь не заводить с ней разговор, за обедом вы сидите рядом, тогда вдоволь наговоритесь…

Никогда прежде она не влюблялась так мгновенно и безоглядно. Романы, конечно, были. В упоительном Лиспортском клубе они с ума сходили от романов, но больше нескольких недель увлечение, как правило, не длилось. В этот вечер все было иначе, Вирджиния точно знала, что встретила того единственного человека, с которым хотела бы прожить до конца жизни. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять: совершается чудо, и Эдмунд чувствует то же, что и она.

Мир стал прекрасен. Ничто не должно им помешать. Ослепленная счастьем, она готова была, отбросив все условности, не медля, вверить Эдмунду свою судьбу. Если понадобится, жить с ним в глуши, на краю света, на вершине горы, в греховной связи. Ее не остановило бы никакое препятствие.

Но Эдмунд, потеряв сердце, не терял головы. Он изложил ей свои соображения. Кроме всего прочего, он директор шотландского отделения «Сэнфорд Каббен», довольно важная персона, и средства массовой информации не обделяют его своим вниманием. Эдинбург — город небольшой, у него много друзей и сослуживцев, он дорожит их уважением и доверием. Открыто пренебречь общепринятой моралью и отдать свое имя на съедение бульварным газетенкам будет не только глупо, но и опасно — это может его разорить.

К тому же он должен подумать и о своей семье.

— О твоей семье?

— Да, о семье. Я ведь уже был женат.

— Было бы странно, если бы не был.

— Моя жена погибла, ее сбил автомобиль. Но у меня есть дочь Алекса, ей десять лет. Она живет в Страткрое вместе с моей матерью.

— Я очень люблю маленьких девочек. Я буду о ней заботиться.

Но имелись и другие препятствия, надо было смотреть правде в глаза.

— Вирджиния, я на семнадцать лет старше тебя. Скажи, сорок лет — это уже старость?

— Твой возраст не имеет для меня ровно никакого значения.

— А глухая глубинка Релкиркшир для тебя что-нибудь значит?

— Я завернусь в шотландку и воткну в шляпу перо.

Эдмунд засмеялся.

— К сожалению, веселый сентябрь это всего лишь один месяц, а зима длится бесконечно, зимой холодно и темно. Все наши друзья живут за несколько миль друг от друга. Край наш словно погружается в зимнюю спячку. Боюсь, такая жизнь тебе быстро наскучит.

— Право, мне кажется, Эдмунд, что ты просто стараешься отговорить меня.

— Ничего подобного, но ты должна знать всю правду. Я хочу, чтобы у тебя не было никаких иллюзий. Ты так молода и красива, у тебя вся жизнь впереди…

— Жизнь с тобой…

— И еще одно обстоятельство — моя работа. Она отнимает у меня уйму времени, и я часто уезжаю за границу, случается, на две-три недели.

— Но ты ведь будешь возвращаться ко мне.

Она была непреклонна, и он обожал ее. Он вздохнул.

— Ради нас обоих я хотел бы, чтобы все было по-другому. Я хотел бы снова стать молодым и не чувствовать на себе бремени ответственности. Хотел бы быть свободным и поступать, как мне хочется. Тогда мы могли бы жить вместе, у нас было бы время получше узнать друг друга. И тогда мы были бы совершенно уверены.

— Я и сейчас совершенно уверена.

Она не лукавила — у нее не было ни малейших колебаний. Он обнял ее, прижал к себе.

— Что ж, больше я не вижу никаких препятствий, — сказал он. — Я женюсь на тебе.

— Бедняжка!

— Но будешь ли ты счастлива? Больше всего на свете я хочу сделать тебя счастливой!

— Ах, Эдмунд! Мой любимый Эдмунд! Но что же такое тогда — счастье?

Два месяца спустя, в конце ноября, в Девоне, они поженились. Венчание было скромное, в маленькой церкви, где когда-то Вирджиния приняла крещение.

Началась новая жизнь. О прежней Вирджиния не сожалела. Череда романов и увлечений кончилась, Вирджиния о них и не вспоминала. Теперь она была миссис Эдмунд Эрд.

После медового месяца они уехали в Балнед, в новый дом Вирджинии, к ее новой вдруг появившейся семье — к Вайолет, Эди и Алексе. Ее прежняя жизнь не имела ничего общего с той, что ее ждала теперь, и она, как могла, старалась приспособиться к ней. Не могла не стараться хотя бы потому, что другие тоже старались. Вайолет без всяких разговоров переселилась в Пенниберн. Она показала, что не намерена вмешиваться в их жизнь. Эди повела себя не менее тактично. Настало время и ей, наконец, поселиться в деревне, в маленьком домике, где она выросла и который достался ей в наследство от матери, сказала она. Теперь она только приходила помогать, распределяя свое время между Вирджинией и Вайолет.

Эди не только помогала Вирджинии вести дом — сил у нее в ту пору было хоть отбавляй, — но и давала уйму полезных советов и много чего рассказала. Это она, ради Алексы, посвятила Вирджинию в некоторые подробности жизни Эдмунда с первой женой. Но однажды рассказав, Эди никогда больше не возвращалась к этой теме. Прошлое кануло в прошлое. Утекла вода, как в речке под мостом. Вирджиния была ей благодарна. Эди могла бы стать ложкой дегтя в бочке меда — она ведь прожила в доме много лет, она много чего видела и слышала, — а вместо того она стала Вирджинии близкой подругой.

Отношения с Алексой наладились не так скоро. Добрая и мягкая по натуре, девочка была стеснительна и несколько замкнута. Слово «хорошенькая» к ней вряд ли подходило — она была невысокая, довольно крепкого сложения, со светло-рыжими волосами и белой кожей, какая бывает при таком цвете волос. В новой семье Алекса поначалу чувствовала себя не совсем уверенно, но очень старалась угодить мачехе. Вирджиния отвечала ей с не меньшим старанием — эта маленькая девочка была дочерью Эдмунда, а значит, играла важную роль в их совместной жизни. Матерью она ей никогда не станет, но она может быть ей сестрой. Незаметно, без нажима, она помогла Алексе высвободиться из ее раковины — разговаривала с ней как будто они ровесницы, тщательно следила, чтобы не задеть какую-то болезненную струну. Она играла с Алексой во все ее игры, рисовала, укладывала спать ее кукол и привлекала ее к своим делам и заботам, что было и удобно, и важно — Алекса чувствовала себя нужной в доме.