Жизнь и судьба инженера-строителя - Анатолий Модылевский

XXIII

Ещё в июне наш участок ввели в состав нового СМУ «Леспромстрой» (СМУ ЛПС), но поначалу на работе это никак не отразилось. 40-летний начальник Москаленко прибыл из Падуна: наружность у него была необыкновенно сладостная: круглаяфигура, большой живот, маленькая голова, сизый нос и добродушные глаза, светившиеся любовью к ближним; когда он сидел в кресле, сложив пухлые руки на животе, вращая большими пальцами, и с тихой улыбкой глядел на собеседника, – его можно было бы принять за олицетворение спокойной совести; в действительности, как мы узнали позже, это был опасный хищник. Главный инженер Четверик, недавно прибывший из Украины, был высоким стройным средних лет энергичным мужчиной; оба они почти не посещали наш участок, который работал нормально и стабильно выполнял план.

В ноябре, когда уже стояли сильные морозы, бригада Вайналовича сооружала большепролётное монолитное перекрытие над подземной частью галереи, идущей от РОЦ к ДПЦ. Уже были выставлены леса, поддерживающие опалубку, а специализированная бригада Гапонцева оканчивала монтаж арматуры. В один из дней на участок приехал Четверик. Осмотрев часть подготовленного к бетонированию перекрытия, спросил Рыхальского: «Почему не приступаете к бетонированию?». Упрямый, когда дело касалось главных принципов технологии строительства, прораб ответил, что для прогрева бетона нам не хватает давно заказанных двух трансформаторов прогрева бетона, а когда их доставят, сразу начнём принимать бетон. Выслушав это, главный инженер, обращаясь ко мне, сказал: «Немедленно приступайте к бетонированию». «А как же прогрев?» – спросил я. «Прогревать это массивное перекрытие не надо, бетон не замёрзнет. Мы на Украине и более сложные конструкции возводили зимой без прогрева». Было понятно: ему хотелось, чтобы СМУ успело выполнить месячный план и хорошими показателями перед начальством УСБЛПК могли бы отчитаться недавно назначенные руководители нового СМУ. Но мы уже были профессионалами, которые не поступаются своими принципами; тем более, я был непреклонен, вспомнив уверенность моего главного инженера Синегина в Красноярске и замороженный бетон в мощном перекрытии на Берёзовской стройке, когда я получил выговор в приказе по управлению. Поэтому, как советовал мне опытный Давыдов В.Н., сказал: «Дайте нам письменное распоряжение бетонировать без прогрева», после этих слов Четверик сел в машину и был таков. А Рыхальский, который был родом из Украины, вероятно, подумал: «Тоже, сравнил украинскую зиму с сибирской» – так или почти так рассуждал про себя прораб, выслушивая Четверика. После получения в декабре трансформаторов за несколько дней перекрытие было забетонировано, хорошо прогрет бетон и по заключение лаборатории его прочность составила не менее 90% проектной. Это позволило убрать леса, снять опалубку и приступить к устройству бетонных полов в галерее; но, как выяснилось позже, наше неподчинение руководство СМУ не простило.

Несколько слов об отношении конторских работников и руководителей созданного нового СМУ к нашему участку. ИТР участка всегда знали целевые задачи и планы на зиму, весну и лето. В просторной участковой прорабской на стенах были вывешены календарные графики работ, составленные мною и Рыхальским, поэтому ИТР и бригадиры знали, что и когда предстоит выполнять. Также был вывешен большой чертёж с планом основного объекта РОЦ, на котором красным карандашом отмечались уже забетонированные фундаменты и другие конструкции. Всё это способствовало усвоению мастерами и бригадирами поставленных перед ними задач. Нам для работы не нужно было указаний сверху, поскольку все знали, что и как надо делать. Конечно, было замечено, что управленческий персонал не посещал наши объекты и не интересовался ходом работ. Я, бывая в ПТО, приносил заявки на материалы, сдавал в конце месяца материальный отчёт и форму № 2, получал отпечатанный месячный план, составленный исходя из нашего набора работ; планёрки в СМУ не проводились. Всё это нас устраивало, но оказалось, что среди управленцев и начальства росло скрытая неприязнь к нам, о которой я и Рыхальский не подозревали. Часто ведь бывает, что начальство «не любит» слишком самостоятельных, которые пренебрегают общением, не приходят к начальству советоваться, преданно выпучив глаза, т.е. ведут себя «слишком гордо и независимо»; а Рыхальский и я были именно такими, да ещё и выше своих руководителей в умственном отношении. Мы отдавались работе полностью и этим показывали пример мастерам и бригадирам, требовали от них такой же полной отдачи; участок выполнял план, нас не ругали и не хвалили; объекты были весьма серьёзными и наши заботы – только о работе. Короче говоря, наша деятельность на участке была продуктивной, но для руководителей СМУ ЛПС она была головной болью, той болью, которая делала их порой в глазах руководителей УСБЛПК малоспособными; мы на участке держали свою позицию и нажили врагов, но как говорится, у кого нет врагов, у того нет характера. Мелких пакостей Москаленко и Четверик делали мне и Рыхальскому много, но мы, погружённые в проблемы участка, как-то почти не обращали на них внимания, хотя некоторые подозрения у нас были уже тогда; даже подлости, которые делали нам (с подачи этих руководителей) главбух СМУ, начальница ПТО и инженер Жариков, нас не задевали; известно, что такие люди с удивительной лёгкостью находят друг друга и подло кучкуются, вырабатывая общую стратегическую грязь; они-то и повели слаженную атаку на нас, но упрёки, правда, были смехотворными; мы порой удивлялись и не находили объяснения такому их отношению к делам самого большого участка важной стройки. Помню, однажды Москаленко в спокойном тоне стал рассуждать, совершенно не зная о делах на объекте, и в чём-то слегка упрекать Рыхальского; но чем ласковее разговаривал с ним начальник, тем неподатливее казался прораб, и хотя отнюдь не выступал из утончённой вежливости, но, я уверен, в эту минуту он считал себя неизмеримо выше разговаривавшего с ним начальника; на лице его это было написано.

Через несколько лет, когда я уже работал в Красноярске, Рыхальский сообщил в письме среди прочих новостей, что наши недоброжелатели Москаленко и Четверик на удивление всем почему-то рано ушли из жизни; а вообще я замечал, что почти все те, кто делал мне подлости, умерли, не дожив до преклонного возраста: Векслер в РИСИ и другие, называть которых не буду («Бог шельму метит?», а может, просто, злобные и подлые умирают раньше срока?); а уж тех, которые делали мне разные гадости и совершали нехорошие поступки было достаточно: в Красноярске – Синегин, Замощик, в Братске позже – Карнаухов и другие, которых назвал ранее, в Ростове – Раецкий, в Пятигорске – Казначеев… Не моё дело кого-то судить, но жизнь всё расставляет по своим местам.

XXIV

В конце ноября приехала из