Число зверя - Роберт Хайнлайн

Морин говорила спокойно, не повышая и не понижая голоса, – она просто сообщала то, что ему следует знать. По лицу Лазаруса было видно, что его одолевают противоречивые чувства. Он хотел было ответить, но тут вмешалась Элизабет:

– Лазарус!

– А? Что, Либ?

– Иштар просила кое-что тебе передать, когда настанет время, и теперь оно пришло. Она прочла обе ваши генные карты, настроив компьютер на самый пессимистический режим. Кроме того, она послала их в Новый Рим, не указав фамилии, а только под регистрационным номером. Вот что она просила тебе передать… в ответ на вопрос, который ты задашь. Она просила сказать, что ты невежественный дикарь, ничего не смыслишь в науке, особенно в генетике, чересчур сентиментален, почти патологически упрям, умственно недоразвит, возможно, поражен старческим маразмом, суеверен и провинциален… и что она тебя очень любит, но не позволит тебе принимать решения, которые затрагивают область ее компетенции. В пробирке или в живой матке, но этот гибрид будет получен. Хочу добавить, что Морин право выбора тоже не предоставлено.

– Ах вот как? Можешь передать этой толстозадой сучке, что я подтверждаю каждое ее слово, особенно то, что касается старческого маразма, что я уже пятьдесят лет как не пытаюсь оспаривать ее самовластные решения и что я люблю ее так же сильно – когда она не в клинике. А как тут поступить, ей скажет Морин. У меня нет права голоса. – Он обернулся и поверх изящных ножек Шельмы взглянул на меня. – Зеб, вот тебе вековая мудрость: мужчины правят, а женщины решают.

– Элизабет, не думаешь ли ты, что я чем-то похожа на Тамару?

– Хм… Никогда об этом не задумывалась. Да, у вас обеих есть эта материнская повадка. А ты не хочешь снять этот наряд? Он мешает мне смотреть на тебя.

– С удовольствием, Элизабет. Терпеть не могу подвязки – они хороши только на рекламных плакатах.

Мама Морин скинула туфли, сняла подвязки, аккуратно скатала вниз чулки, как это делают все женщины во всех вселенных, и встала, приняв естественную, нисколько не нарочитую позу.

– Повернись-ка не спеша. Хм… Морин, ты в самом деле похожа на Тамми… или наоборот: это, вероятно, у нее твои гены. А я тоже происхожу от тебя? Кто-нибудь тут знает? Лазарус?

– Да, Либ. Но не через меня. Через мою сестру Кэрол. Через Санта-Каролиту – представь себе, так ее звали, хотя она бы очень удивилась, если бы узнала: до святой ей было далеко. Но то, что ты произошла от Кэрол, доказали лишь много времени спустя после того, как ты погибла, – только когда архивы Семейства проанализировали заново с помощью компьютеров и с учетом последних достижений генетики. В нашем Семействе святых не водилось, верно, мама?

– Насколько я знаю, нет, Вудро. Уж я-то, во всяком случае, святой не была. Ты был маленький чертенок – надо было лупить тебя куда чаще, чем делала я. Твой отец, пожалуй, был больше похож на святого, чем кто бы то ни было из нашей семьи. Брайан был мудр и добр – и снисходителен. – Она улыбнулась. – Ты помнишь, почему мы разошлись?

– По-моему, я этого так толком никогда и не знал. Я гораздо лучше помню совсем другое мое путешествие в ту эпоху – в качестве Теда Бронсона, а это случилось задолго до него.

– Когда мне перевалило за шестьдесят, я перестала рожать детей. Примерно в это же время был убит твой брат Ричард. Шла война. Его жена Мэриен Джастин из Семейства Харди жила у нас с их детьми, а Брайан снова надел полковничью форму и вернулся в армию – работал в штабе в Сан-Франциско. Когда в тысяча девятьсот сорок пятом году Ричарда убили, мы переживали это очень тяжело, но нам было легче от того, что все мы были вместе: Брайан, и мои младшие дети, и Мэриен, и ее дети – все пятеро, ей тогда был тридцать один.

Мама Морин, без туфель и чулок, уселась в позе лотоса напротив Хильды и взяла тарелку, которую подал ей один из Дориных помощников.

– Вудро, я уговорила Брайана утешить Мэриен единственным способом, каким можно утешить вдову, – она в этом очень нуждалась. А когда та война кончилась, Мэриен понадобился официальный муж: ее талия вошла в противоречие с календарем. К концу года мы ехали из Сан-Франциско, и Мэриен Дж. Смит было очень легко превратиться в Морин Дж. Смит, а я с помощью краски для волос стала ее матерью-вдовой: в Амарильо нас никто не знал, а удостоверений личности для женщин тогда еще не ввели. Так что Мэриен родила под именем Морин, и подлинная генеалогия ребенка была зарегистрирована только в архивах Семейств Говард. – Морин улыбнулась. – Мы, Говарды, всегда спокойно смотрели на такие вещи, лишь бы это не выходило за пределы Семейства, – и я очень рада, что теперь смотрим еще спокойнее.

Потом я уехала и снова стала Морин Джонсон, убавив себе пятнадцать лет, потому что на восемьдесят без малого никак не выглядела, и превратилась в мадам Джонсон из Миннесоты, а не с юга Миссури. В соломенную вдову не слишком строгого поведения. – Мама Морин усмехнулась. – Говарды вступают в брак только ради того, чтобы иметь детей. Мой конвейер остановился, но все оборудование осталось на месте, и желание тоже никуда не делось. К тому времени, как вы, дорогие, – она обвела нас взглядом, – меня спасли, я скинула еще тридцать пять лет и добавила к своим приятным воспоминаниям еще тридцать пять мужчин. Между прочим, когда вы меня подобрали, я ехала в мотель на свидание с одним вдовцом шестидесяти лет, который готов был поверить, что мне тоже шестьдесят, хотя на самом деле через две недели мне должно было стукнуть все сто.

– Какое свинство! – сказал я. – Надо было подобрать вас на обратном пути из этого мотеля.

– Спасибо, Зебадия, это очень мило с вашей стороны, но никакого свинства тут не было. Мы уже начали друг другу надоедать. Думаю, что он читал мой некролог не только с грустью, но и с облегчением. Я рада, что меня подобрали, – и мне сказали, что это вы проделали большую часть работы.

– Большую часть работы проделала Ая Плутишка. Тот автомобиль, в котором вы ехали туда и обратно. Но мы чуть все не испортили. Все пошло не так, как надо. Я знал, что так будет, – Дити, скажи ей.

– Мама Морин, у Зебадии бывает предчувствие опасности. Незадолго – обычно едва вовремя. Я не знаю, что случилось сегодня утром, но…

– Сегодня утром? – изумилась мама Морин.

– Ах да, – продолжала моя жена, – это для нас было сегодняшнее утро. Вы-то прибыли сюда в восемнадцать сорок с секундами по судовому времени. За это мгновение мы провели пятнадцать часов на другой планете, сделали два рейса на вашу родную планету, еще два – на новую, и вы провели семнадцать месяцев на Терциусе, после чего мы снова доставили вас сюда – и все это произошло сегодня. Не просто сегодня, но в то самое мгновение – в восемнадцать сорок, тринадцать и три десятых секунды. Лаз и Лор не знали, что нас не было, даже бортовой компьютер этого не знал.

– Я знала! – возразила Дора. – Ая ушла со связи на девятнадцать микросекунд. Неужели вы думаете, что я не замечу такого перерыва? Я спросила, в чем дело, и она ответила, что был перебой в питании. Она мне соврала! Я очень на нее обижена.