Белые искры снега - Анна Джейн

Кроме часов и кошки меня почему-то напрягала сама хозяйка. Она все время поправляла свою серую шаль, и это начало ужасно раздражать. Это движение Юлиана повторяла и повторяла, причем каждый раз совершенно одинаково. А еще мне пекло запястье, и это тоже мешало наслаждаться происходящим.

О том, что мы куда-то хотели звонить, мы совершенно позабыли.

Тиканье часов, треск камина, ненавязчивая болтовня, запахи, расслабляющая теплота – все это зачаровывало и постепенно усыпляло. Веки мои стали закрываться, а в руках растеклась тяжесть.

Может быть, я бы и заснула, если бы вдруг не грохот, раздавшийся непонятно где. Хозяйка дома, сморщившись, вскочила.

– Что это? – пробормотал сонно Ярослав, который тоже, казалось, засыпал, откинувшись на мягкую спинку дивана. Если я держалась, то он едва ли не спал.

– Да так, – торопливо сказала она. – Кошка у меня в другой комнате, игривая больно.

– У вас несколько их? – из вежливости спросила я.

– Да куда там, одна, но шу-у-умная, – сказала Юлиана, в сотый раз поправляя шаль. – Я сейчас, ребяточки. Пей какао, Настенька, – сказала она, на ходу заглянув мне в чашку, что показалось жутко неприличным. – Чтобы все выпила к моему приходу, – властно добавила она, глядя выцветшими глазами в мои, затянутые пеленой чародейства.

Я проводила ее удивленным взглядом. Ведь ее единственная кошка вроде бы сидела прямо тут и нагло время от времени цапала меня за щиколотку, когда ей это взбредало в ушастую голову.

Мы остались вдвоем – я и засыпающий Ярослав.

– Яр, – потрепала я его по плечу.

– Настя, – открыл он какие-то совершенно одурманенные глаза и протянул ко мне слабую руку, коснувшись кончиков моих распущенных почему-то волос. – Мне так жутко хочется спать. Но тут совершенно чудеснейшие картины. А ты – красивая, – непонятно зачем добавил он.

Он откинул голову назад, улыбаясь мне, а рука его безвольно упала на колено. Наверное, он очень устал. Я взяла со стола какао и вновь попыталась сделать глоток. Но на плечо мне запрыгнула вдруг совершенно нежданно-негаданно кошка, и я от неожиданности разлила порядком уже остывшее, но все еще достаточно горячее липкое какао на себя.

Сонное оцепененье как рукой сняло. Я с тихой руганью вскочила на ноги, отряхивая черное платье.

Кошка предусмотрительно спряталась под комодом и оттуда следила за мной, прижав уши.

– Скотина, – проговорила я. – Ужасная невоспитанная кошка.

Она укоризненно мяукнула мне из-под комода, а я пошла искать ванную комнату, надеясь, что хозяйка дома не особо расстроится, если я вымою руки и попробую привести себя в относительный порядок.

Знакомые лестница и шесть дверей холла, одна из которых вела на улицу, встретили меня молчаливой полутьмой – горел лишь один тусклый светильник под потолком.

И какая же из плотно закрытых дверей ведет в ванную комнату?

Я толкнула наугад одну из дверей. Судя по смутным очертаниям, это была хозяйская спальня, из которой несло затхлостью и почему-то землей. Вторая дверь вела на кухню. Тусклого света из холла хватило, чтобы я узрела жутчайший беспорядок. Пол был усеян кучей оберток, как будто бы их в спешке кидали мимо мусорного ведра, из которого, кажется, не слишком приятно пахло сгнившими фруктами. На столе в хаотичном беспорядке стояли какие-то банки и коробочки. На давно немытой плите высилось нечто, напоминающее котел, из которого все еще клубился синеватый пар. Раковина была завалена грязной посудой. В этой раковине мыть руки у меня не возникло ни малейшего желания.

Я брезгливо поморщилась и осторожно подняла с пола сорванную впопыхах прозрачную обертку с белой этикеткой-наклейкой – такие бывают в супермаркетах. «Пастила. 500 грамм» – было напечатано на ней. Далее шли стандартные состав, калорийность, срок годности, дата изготовления (вчерашняя) и, собственно, название супермаркета. Таких магазинов у нас в городе не было – в отличие от соседнего, в котором эта сеть магазинов появилась не так давно. Юлиана привезла продукты аж оттуда? У нее вроде даже и машины нет.

Выбросив упаковку в ведро, я закрыла дверь, ведущую на кухню, и открыла третью, но и это оказалась не ванная комната. Это помещение больше походило на заброшенную пыльную комнату, куда складывали все ненужное. Коробки, ведра, снова коробки, забитый чем-то шкаф – даже дверки его с трудом закрываются. Поломанные вещи, стопки книг, швабры, лейки – что тут только не пылилось! А еще тут было фортепиано, прикрытое белой скатертью. На нем, как и на комоде в холле, стояли многочисленные фигурки, шкатулочки, вазочки с пожухлыми цветами.

Повинуясь какой-то загадочной силе этого полусна – полуреальности, я шагнула к фортепиано. Дверь за мной бесшумно захлопнулась, и темнота стала выползать из всех углов, надеясь схватить меня за ноги, но я, подчиняясь правилам этой странной действительности, дернула за шнур торшера, стоявшего тут же, и в комнате вновь стало светло.

Внимание мое привлекла небольшая простая шкатулка темно-синего цвета, и мои руки против воли потянулись к ней. Я открыла ее. На меня смотрела изящная крохотная, стоящая на пуантах, балерина с грустным личиком. Белая пачка, белые перчатки, белые, обманчиво мягкие туфельки, ленты которых обвивают икры. Куколка с большими глазами и собранными сзади волосами.

Я несколько раз, с тихим скрипом, повернула ключик, расположенный сзади. Пружины запустились, и механизм пришел в действие. Раздалась красивая незатейливая мелодия – звонкие серебряные переливы ксилофона и перезвон нежных колокольчиков. Такие мелодии незаметно пробираются в голову, и их постоянно хочется напевать и напевать.

Изящная печальная балерина медленно заветрелась вокруг своей оси. Тонкие ручки ее, облаченные в белоснежные перчатки, опускались и поднимались под чудесную плавную мелодию. Головка с навечно собранными вверх волосами слонялась то к одному плечу, то к другому. Я залюбовалась этим механическим танцем, улыбаясь грустной балерине.

Какая же прелесть!

Одна рука балерины вытянулась вперед, и крохотный пальчик указал на фортепиано. Я, ничуть не удивившись, поняла, что хочет кукольная красавица на пуантах, и открыла пыльную крышку фортепиано. Пальцы сами собой скользнули по черно-белым клавишам, до боли знакомым. Когда-то я играла на фортепиано… Когда-то очень давно. Меня нельзя было назвать талантливой пианисткой, но я любила музыку.

Музыкальная шкатулка продолжала играть, повторяя раз за разом короткий кусочек запоминающейся приятной мелодии. И я вновь опустила пальцы на фортепиано, чтобы продолжить эту мелодию, исполнив пару аккордов.

Жаль, что фортепиано оказалось расстроенным.

А дальше словно был сон во сне. Я поняла вдруг, что помещение изменилось. Моя душа находилась совсем в другом месте.

Эта квадратная комната была залита нежным весенним солнечным светом. Небо за распахнутым окном сияло лазурью, за ним тянулись кверху веточки деревьев, на которых только-только набухли нежно-зеленые почки.