Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » Николай Гумилев - Владимир Полушин

Николай Гумилев - Владимир Полушин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 167 168 169 170 171 172 173 174 175 ... 230
Перейти на страницу:

Из букета целого сирени
Мне досталась лишь одна сирень,
И всю ночь я думал об Елене,
А потом томился целый день.

(«Из букета целого сирени…», 1917)

После ярких и насыщенных символами и образами стихов «Колчана» эти стихотворения порой кажутся слишком простыми.

Не добившись взаимности, поэт тоскует в Париже по африканским просторам, так как понимает, что во Франции его ждет казенная канцелярская работа.

Ах, бежать бы, скрыться бы, как вору,
В Африку, как прежде, как тогда,
Лечь под царственную сикомору
И не подыматься никогда.

(«Вероятно, в жизни предыдущей…», 1917)

Но бежать ему некуда, он связан по рукам и ногам обстоятельствами, от него не зависящими, и он играет в Париже роль Дон Жуана, влюбленного в чужую невесту. Среди стихотворений традиционных, без ярких образов, с набором привычных размышлений о неразделенной любви вдруг рождается настоящий шедевр с роковым пророчеством и эмоционально насыщенными строками, полными подлинных высоких чувств. Это стихотворение «Я и Вы» (1917). Здесь вновь, как когда-то в юности, любовь и смерть у поэта неразделимы:

Да, я знаю, я Вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
………………………………….
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще.
Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: вставай!

Какая точность в описании будущей смерти, до которой оставалось всего четыре года! Откуда же это страдание о посмертном наказании? Поэт понимает, что за все земные грехи ему придется отвечать, и чувство глубокого раскаяния вырывается из его души:

…И умер я… и видел пламя,
Не виданное никогда:
Пред ослепленными глазами
Светилась синяя звезда.

(«Я вырван был из жизни тесной…», 1917)

Синяя звезда — символ падения, символ греха, символ утренней звезды Люцифера. Гумилёв понимает это, но страсть сильнее разума:

…Но что же делать мне, когда
Я наконец так сладко знаю.
Что ты — лишь синяя звезда.

(«Синяя звезда», 1917)

Елена Дебуше для поэта, как песня. Как возможность совершить грех и покаяться, не совершая самого греха:

…И рад я, что сердце богато,
Ведь тело твое из огня,
Душа твоя дивно крылата,
Певучая ты для меня.

(«Дремала душа, как слепая…», 1917)

В другом стихотворении «Много есть людей, что, полюбив…» (1917) Гумилёв пишет об этом, охватившем его душу грехе:

…Если ты могла явиться мне
Молнией слепительной Господней,
И отныне я горю в огне,
Вставшем до небес из преисподней.

Поэт делает весьма кощунственный для православного человека выбор в канцоне «Храм Твой, Господи, в небесах…» (1917), он предпочитает земное небесному, дьявольское наваждение овладевает им:

…Ведь отрадней пения птиц,
Благодатней ангельских труб
Нам дрожание милых ресниц
И улыбка любимых губ.

Сквозь ироническое восприятие действительности сквозит явное разочарование жизнью. Гумилёв надеялся на легкий успех, а Елена Карловна, видимо, принимая знаки внимания, объявляет, что она — невеста и любит другого:

Мой альбом, где страсть сквозит без меры
В каждой мной отточенной строфе,
Дивным покровительством Венеры
Спасся он от ауто-да-фэ…

Высмеяв любовь к американцу, Гумилёв пророчествует с тонкой иронией о том, что альбом с его стихами, который он заполнял как раз в это время Елене Карловне, будет стоять в библиотеке ее внука и по нему напишут его биографию:

Вот и монография готова,
Фолиант почтенной толщины:
«О любви несчастной Гумилёва
В год четвертый мировой войны»…

(«Мой альбом, где страсть сквозит без меры…», 1917)

Конечно, нельзя доверять Одоевцевой, когда она писала в своих воспоминаниях от лица Гумилёва, приводя якобы его слова о парижском цикле стихов: «Ну и, конечно, влюбился. Без влюбленности у меня ведь никогда не обходится. А тут я даже сильно влюбился. И писал ей стихи… А я как влюблюсь, так сразу и запою. Правда, скорее петухом, чем соловьем…»

Возможно, не все удачно было в этой любви и стихах, посвященных Елене Дебуше. Были и проходные, такие как «Об озерах, о павлинах белых…», или уныло-печальные, навеянные ее недоступностью.

Гумилёв призывает своих героев (стихотворение «В этот мой благословенный вечер…», 1917), Гафиза, Гондлу, Мика и Луи, Дон Жуана и даже дракона и Будду, чтобы еще больше оттенить чувство тоски по неразделенной любви:

…И пошли мы пара вслед за парой,
Словно фантастический эстамп,
Через переулки и бульвары
К тупику близ улицы Декамп.

Именно в этом переулке в ту пору и жила Елена Карловна. В другом стихотворении «Так долго сердце боролось…» (1917) поэт даже жалеет, что вообще родился на свет:

Тот миг, что я песнью своею
Доволен, — для Вас мученье…
Вам весело — я жалею
О дне моего рожденья.

И вновь мотивы печали, чувство безответной любви наводят Гумилёва на мысли о смерти. В стихотворении «Временами, не справясь с тоскою…» (1917) он пишет:

И теперь ты не та, ты забыла
Все, чем прежде ты вздумала стать…
Где надежда? Весь мир — как могила.
Счастье где? Я не в силах дышать.

Он признается в стихотворении «На путях зеленых и земных…» (1917):

Ты была безумием моим
Или дивной мудростью моею…

И в то же время он понимает, что это искушение идет от дьявола. В этом же стихотворении он пишет:

Это выше нас, и лишь когда
Протекут назначенные сроки,
Утренняя, грешная звезда.
Ты придешь к нам, брат печальноокий.

Может быть, сознавая всю пагубность дьявольского увлечения, Гумилёв проговаривает:

1 ... 167 168 169 170 171 172 173 174 175 ... 230
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?