Зодчий. Жизнь Николая Гумилева - Валерий Шубинский

Таким образом, из всех членов комиссии самым строгим и требовательным был именно Гумилев, потому что он видел в Союзе не профессиональную организацию, а нечто вроде рыцарского ордена.

Но вскоре разногласия приняли более острый и во многом — политический характер. Разные мемуаристы рассказывают об этом по-разному.

Вот свидетельство Одоевцевой:

Одоевцева, такая памятливая на чужие слова, путает хронологию и соединяет два события, произошедшие с интервалом в четыре месяца, в одно.

Сама Павлович, тенденциозно искажая суть конфликта, более точна фактически:

Здесь мы вынуждены прервать Надежду Александровну, чтобы сказать несколько слов о поведении тех, в ком она видела своих союзников (говоря «Блок», она в данном случае имеет в виду, конечно, себя). Городецкий встретил Раскольникова и Рейснер на Волге и успел воспеть в стихах взятие Раскольниковым Самары. По приезде в Петроград Сергей Митрофанович опубликовал в «Известиях Петросовета» (12 августа) статью «Разложение интеллигенции», которую нельзя не процитировать в этой книге:

Дальше — больше:

Здесь речь прямо идет о Гумилеве («ломание шапок на каждый купол»). Жанр, в котором выступил бывший второй синдик Цеха поэтов, называется литературным доносом. Но такого рода донос в 1920 году — нечто иное, чем в дни Булгарина: Пушкина в любом случае не отправили бы на плаху, а его маленьких детей не оставили бы без пропитания.

Подобные чувства и мысли Городецкий высказывал и в стихах. 8 августа в «Красной газете» было напечатано его стихотворение «Покойнички»:

Любопытна снисходительность, с которой принимали подобные выходки некоторые из старых друзей Сергея Митрофановича. «Городецкий теперь большевик, но можно быть большевиком под знаком Теленка, оттопырившим хвост и бессмысленно мычащим…» («Разговоры с Вячеславом Ивановым»). Но, если бывшие друзья не принимали большевизм «теленка» всерьез, то же можно сказать и о настоящих большевиках. Городецкий был им, собственно, не нужен. Вакансия, на которую он ныне претендовал, уже была занята в Москве Демьяном Бедным, в Петрограде — бывшим сатириконцем Василием Князевым. Они были издавна «свои»; а экс-синдику никто так и не забыл стихотворения «Сретенье царя» (в напечатанном 7 августа 1920 года в «Красной газете» отзыве о выступлении Городецкого в Диске о былых грехах стихотворца не преминули напомнить).

Гумилев порывался было ответить Городецкому в печати и начал уже ответ писать, но, к счастью, передумал. Его единственная отповедь Городецкому и пр. — четверостишие:

(Дамы, арестованные за проституцию, использовались как уборщицы в госучреждениях; в знак позора они носили красные колпаки; Гумилев недоумевал: «Казалось бы, красный фригийский колпак для большевиков — сама святая святых».)

Антирелигиозный пафос Городецкого тем более любопытен, что массированная государственная атеистическая политика только начинала набирать обороты. По крайней мере церкви в основной массе еще были открыты. Интересно звучат в этом контексте воспоминания Е. Полонской, описывающей собрание Союза поэтов в Доме Мурузи (Полонская была принята туда членом-соревнователем):