«Война миров» и другие романы - Герберт Уэллс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как его звали?
– Грэхэм.
– Да нет, я говорю про того американца.
– Избистер.
– Избистер! – воскликнул Грэхэм. – А ведь я даже не знал его имени.
– Ничего удивительного, ничего удивительного! – возразил старик. – Немногому люди выучиваются в нынешних школах. Но я все знаю о нем. Это был богатый американец, родом из Англии, и он оставил Спящему, пожалуй, еще больше, чем Уорминг. Каким образом составил он состояние? Вот этого я уж не знаю точно. Кажется, изготовлял картины машинным способом. Одним словом, он разбогател и завещал все свое состояние Спящему. Так было положено начало Совету. Вначале это был просто Опекунский Совет.
– Каким же образом он получил власть?
– Ах, ну как же вы не понимаете! Деньги всегда идут к деньгам, а двенадцать голов всегда умнее одной. Они действовали очень умно. Благодаря деньгам они направляли политику, как им хотелось, и продолжали увеличивать капитал, пуская его в оборот и устанавливая тарифы. Капитал все увеличивался и увеличивался. Эти двенадцать опекунов действовали под фирмой Спящего, под видом компаний и прочими способами. От его имени заключали юридические акты и сделки, покупали партии, газеты, все на свете. Послушайте историю этих времен – и вы увидите, как власть и значение Совета все росли и росли. В его руках скопились наконец биллионы львов, все достояние Спящего. И подумать только, что всему этому положили начало прихоть и случайность – завещание Уорминга, а потом гибель сыновей Избистера!
Какое странное создание – человек! – продолжал старик. – Удивительно только, что Совет так долго действовал единодушно. Целых двенадцать человек. И с самого начала все действовали заодно. А все-таки они пали. Во времена моей молодости Совет был для нас то же самое, что для невежды бог. Мы не смели и подумать, что они могут поступить плохо. Об их женщинах мы и мечтать не могли. Теперь я стал умней. Странное, право, существо – человек. Вот, например, вы. Человек молодой – и ничего не знаете, а я, семидесятилетний старик, которому простительно и забыть половину, объясняю вам все это.
Да, семьдесят, – продолжал он, – семьдесят… И я еще хорошо слышу и вижу, слышу лучше, чем вижу. И голова у меня ясная, и я всем интересуюсь… Семьдесят… Странная вещь – жизнь. Мне было двадцать, когда Острог был ребенком. Я отлично помню его еще задолго до того, как он встал во главе Управления Ветряных Двигателей. С тех пор многое переменилось. Ведь и я ходил когда-то в синем. И вот я дожил до нынешних дней, чтобы увидеть этот бунт, и мрак, и смятение, и груды мертвых тел на улицах. И все это – дело его рук! Его рук дело!
И он начал тихо бормотать что-то непонятное – по-видимому, хвалил Острога.
Грэхэм задумался.
– Позвольте, – проговорил он, протягивая руку и как бы приготовляясь отсчитывать по пальцам. – Итак, значит, Спящий лежал в летаргии…
– Подменен, – сказал старик.
– Допустим. А тем временем состояние Спящего все росло и росло в руках двенадцати опекунов, пока наконец не поглотило почти весь мир. Эти опекуны благодаря такому богатству сделались фактическими властелинами мира, потому что они имели ценз, как в древнем английском парламенте…
– Ого! – произнес старик. – Меткое сравнение. Вы вовсе не так…
– И вот теперь этот Острог взбунтовал весь мир неожиданным пробуждением Спящего, в которое никто не верил, кроме суеверного простонародья, и Спящий потребовал от Совета свое состояние. Не так ли?
Старик только покашливал.
– Странно, – сказал он наконец, – встретить такого человека, который слышит все эти вещи в первый раз.
– Да, это странно, – согласился Грэхэм.
– Были вы когда-нибудь в Городе Наслаждений? – спросил вдруг старик. – Всю свою жизнь я мечтал… – засмеялся он. – Даже теперь я не отказался бы. Посмотреть бы – и то хорошо. – Он пробормотал еще фразу, которую Грэхэм не мог понять.
– А когда проснулся Спящий? – неожиданно спросил Грэхэм.
– Три дня назад.
– Где он теперь?
– Острог его захватил. Он убежал от Совета всего каких-нибудь четыре часа назад. Дорогой мой сир, неужели вы ничего не знаете? Он был в зале рынков, где произошло сражение. Весь город кричит об этом. Все Болтающие Машины. Даже глупцы, защищающие Совет, и те говорят так. Все бросились туда смотреть на него, и каждый получил оружие. Что, вы пьяны были или спали? Удивительное дело! Нет, вы просто шутите! Делаете вид, что ничего не знаете. Ведь и электричество погасили для того, чтобы заставить замолчать Болтающие Машины и помешать скоплению народа; поэтому такая темь. Быть может, вы хотите сказать…
– Я правда слышал, что Спящий бежал, – перебил его Грэхэм. – Но постойте, вы уверены, что Спящий у Острога?
– Острог ни за что не выпустит его, – заявил старик.
– А Спящий? Уверены вы, что он не настоящий? Я ни от кого еще не слыхал…
– Так думают все глупцы. Да, так они и думают. Как будто они ничего не слыхали. Я достаточно хорошо знаю Острога. Разве я не говорил вам? В некотором роде я ведь с ним в свойстве. Да, в свойстве через свою сноху.
– Я думаю…
– Что такое?
– Я думаю, что вряд ли удастся Спящему получить власть. Я думаю, он будет куклой в руках Острога или Совета, как только кончится эта борьба.
– В руках Острога? Конечно. Да почему бы ему не быть куклой? Все для него возможно, любое наслаждение! Зачем же ему еще власть?
– А что это за Города Наслаждений? – спросил вдруг Грэхэм.
Старик заставил его повторить вопрос. Когда наконец он удостоверился, что не ослышался, то сердито пихнул Грэхэма локтем.
– Нет, это уж слишком! – воскликнул он. – Вы насмехаетесь над старым человеком. Я давно уже подозревал, что вы знаете больше, чем кажется.
– Предположим, что вы правы, – ответил Грэхэм. – Но для чего мне притворяться? Уверяю вас, что я действительно не знаю, что такое Город Наслаждений.
Старик захихикал.
– Мало того, я не умею читать ваших надписей, я не знаю, какие монеты теперь в ходу, я не знаю, какие на свете государства. Я не знаю, наконец, где