Золото Югры - Владимир Дегтярев

Царь Иван поднял штоф, торжественно сказал:

– Боже, храни королеву!

И выпил стакан водки, не морщась.

Гонцы из Москвы за капитаном Ричардсоном да за Макаркой Стариновым примчались в Юдино поздно ночью. Но сразу брать их в обратный ход не стали. Отложили выезд до заутренней молитвы. А сами отправились по известным домам – тешить естество.

Эту ночь Старинов да Ричардсон тоже не спали. Макар не спал по той причине, что ему велено было глаз не смыкать, следить за капитаном непременно. А англ не спал, ибо разленившись в русской неге, забыл про самый важный документ из тех трех, коим, за подписью королевы Елизаветы, его снабдил граф Эссекс.

Первый документ, заложенный в особый непромокаемый футляр из кожи тюленьего детеныша, гласил, что он, капитан Ричардсон, капитаном и является, что и подтверждено подписью королевы. Второй документ, в такой же непромокаемой кожаной обертке, разрешал капитану Ричардсону каперствовать на всем его пути от Дании до северных морей. Пограбежное разрешение стоило бы тотчас выкинуть, когда капитан попал в переделку у русских берегов, да больно хорош документ, больно ценен. Так как личного багажа у Ричардсона из-за крушения корабля не имелось, спрятать каперское разрешение он решил в большой воротник нового камзола. Этот схрон Макар Старинов сразу приметил.

Но был еще один документ, совершенно особой важности и силы. Сейчас он таился в щели между бревен подоконника и ждал, когда же выйдет на свет. Можно было избавиться напрочь, или потерять первые два документа – они в данной ситуации играли малую роль для сохранности головы капитана, объявившего себя послом Англии. Доказательство, что он, Ричардсон, действительно английский посол, содержал как раз третий документ, стынущий сейчас в щели под окном.

Поэтому капитан в эту последнюю ночь не спал, матерился черными словами темзенских докеров и не знал, что делать. Хотя сделать нужно маленькое дело – вписать в посольский документ имя и фамилию – «сэр Вильям Ричардсон».

В Англии граф Эссекс, готовивший документы, вписать фамилию отказался по простой причине – как бы чего не вышло. Могли корабль Ричардсона перехватить датские купцы, не гнушавшиеся пограбить. Могли перехватить ценный документ ганзейские торгаши и потом стребовать немалые деньги за его возврат. При любом раскладе – документ о посольстве остался бы цел, а голова капитана – нет.

Не надо было бы ворочаться сейчас с боку на бок, будь Ричардсон действительно послом королевы Англии. Но таковым капитан не являлся, а был он особым шпионом и должен был для спасения себя и своих новоприобретенных знаний о северном русском проходе притворяться послом.

Макар Старинов первым решил податься на верное сближение с англицким «пиратом» – так обозвал капитана острый на язык Осип Непея.

– Капитан, а капитан! – позвал во тьме Макар. – Отчего не спишь? Завтра дорога пойдет по таким ухабам, можно и окочуриться!

То, что русский, которого на Москве ждала неминучая казнь, не спит, Ричардсона взволновало. Не тем, что перед казнью найдется очень мало спящих жертв, а тем, что ему, капитану Ричардсону, негаданно повезло! Есть, есть кому красивым, писарским почерком вписать три слова в посольский лист! А потом – умереть, сохранивши «посольскую» тайну Ричардсона! Ведь завтра Макарку – казнят!

Капитан соскочил с кровати, подсунулся к зеву русской печи, схватил с пода тлеющий уголек и раздул свечу.

– Чего расшевелился? – недовольно прогудел Старинов. – До утра нельзя подождать?

– Нельзя! – рыкнул капитан. – Ты тоже вставай!

Пока Макар натягивал на исподники длинную рясу послушника, англичанин с необычной для него возбудимостью царапал ножом подоконные бревна. Выцарапал кожаный пакет размером раза в три больше, чем те, что у него видел прежде Старинов. Положил пакет на стол, под свечу, развернул.

В непромокаемой коже хранилась цветистая грамота величиной в половину типографского листа. Макар потрогал бумагу. Такой особой и крепкой бумагой можно без усилий перерезать человечью глотку.

Макар так и сказал капитану.

– Особая, королевская бумага, – не обиделся тот. – Мой посольский фирман.

Он сказал «фирман», турецкое название верительной грамоты для посла, полагая, что Макара лучше поймет надобность последующих действий. Русский да турок – одна масть.

Старинов, ожидавший, что капитан попросит его перепрятать у себя в рясе незаконное каперское уведомление, от вида посольского фирмана ошарашился. А потом охолонел.

Цена посольства капитана Ричардсона, согласно повелению царя Ивана Васильевича, установлена. Половина царского наказа им, Макаркой Стариновым, выполнена!

Но, как оказалось, действо на этом не окончилось.

– Пишешь ли ты хорошо, Макара? – поинтересовался «посол».

– Монастырские плохо не пишут! – сообщил Макар.

Он уже увидел пустое пространство после четырех строк, начертанных латиницей и три раза упоминавших «Regina Elisabet». В то пустое пространство как раз должно уместиться английское написание имени и должности капитана Ричардсона, как бы посла «регины Елизабет».

В шкапчике хозяина дома, рейтарского майора Ганса Штебина, нашлись и чернила, и несколько гусиных перьев. И даже четвертинка бумаги, где майор вел записи своих долгов.

Зачистив перо ножом и обернув на тыльную сторону четвертинку бумаги – для черновой пробы, – Макар размял правую руку, потряс кисть и одной линией, всего два раза обмакнув перо в чернила, написал уставной латиницей: «Сэр Вильям Ричардсон, капитан».

Именно так писалось в подсмотренном Макаром каперском документе.

Ричардсон от радости возопил.

Опять встряхнув кисть руки, Старинов плотно положил ее на лист королевской бумаги и с той же быстротой выполнил ту же надпись во всю ширину строки, пропущенной в посольской грамоте. Макарова приписка к основному тексту ничем не отличалась от выверенной и точной графики уставного латинского письма, писанного весьма мастеровитым англицким писцом.

Англ от восхищения взревел супоросной свиньей. Дело сделано. И сделано малой ценой! От размягчения чувств и отпадения с души страха капитан великодушно протянул Макарке свой старый, местами сильно дранный капитанский камзол.

– Одень! Дарю!

Макар не стал вывертываться, мол, я же – рясоносный. Стянул надоевшую ему рясу послушника и надел капитанский камзол. Тот оказался впору, только коротковат: колени не покрывал, как положено, да и рукава при сгибе руки задирались чуть ли не до локтя. Но ведь – подарок!

Макар завязал узлом рясу – вдруг пригодится, – и стал расхаживать по комнате в мундире. И тут заметил, что капитан схватился за кухонный нож.

– Ду бист нихт капитан, нихт капитан! – по-немецки забурчал Ричардсон. И начал спарывать со старого мундира всякие полоски да пуговки. Старинов стал столбом при этом действе – капитан, торопливо лишая его англицких побрякушек, мог нечаянно порезаться.