Сердце умирает медленно - Елена Сокол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пожалуйста, Элизабет! — Взмолился он, открывая мне дверь.
— Не затыкай мне рот, Чарльз.
Я хотела пройти мимо них в свою комнату, избежав участия в разгорающемся скандале, но, сделав несколько шагов, остановилась и развернулась.
— Давай не сейчас, хорошо? — Попросил папа.
— А когда? — Усмехнулась мать.
Он пожал плечами:
— Вечером?
— Правильно. Иди. — Мама махнула рукой. — Иди, у тебя скоро будут проблемы поважнее, чем дочь, которой требуется ежедневный уход!
— Элизабет… — Папа склонил голову.
— Мама! — Я встала между ними. — Мама, папа, пожалуйста!
— Убирайся, давай, — не обращая внимания на мою реплику, всхлипнула мать.
— Лиз…
— Я от вас ухожу. — Тихо сказала я, и эти слова возымели такой эффект, который не произвела бы, наверное, и атомная бомба, сброшенная на город.
— Эмили? — Ошарашенно уставилась на меня мать.
Краска схлынула с ее лица. Если честно, я думала, что подобные слова и вовсе убьют ее на месте, но теперь понимала, что она просто мне не поверила. А зря.
— Мама, папа. — Повторила я, глядя на обоих по очереди. — Я не шучу. Самое страшное уже позади, мне сделали операцию, и теперь остается только привыкнуть к новой жизни. Приспособиться. И делать это я планирую без вас.
По их вытянувшимся лицам было ясно, что они оба пребывают в глубочайшем шоке.
— Не надо, мама. — Предостерегла я взрыв ее негодования. — Знаю, что ты хочешь сказать. Но мне уже достаточно лет, чтобы самой решать, как поступать. Запретить мне не получится.
— Эмили… — Она словно не узнавала меня.
Разочарованно качая головой, опустилась на стул.
— Вы давно терпите друг друга только из-за меня. Из необходимости обеспечивать мне уход, быть любящей семьей, заботиться. Но… — Я горько улыбнулась. — Вы давно не семья, и кроме меня вас ничего не связывает. Признайтесь уже в этом, и отпустите друг друга. — Взглянула на них по очереди, вложив во взгляд всю свою боль и нежность. — Всё. У меня новое сердце, понимаете? Я должна учиться самостоятельности, а вы не должны больше изображать из себя пару, потому что получается у вас плохо, и мне вся эта напряженная обстановка только вредит. Взаимные обиды, упреки, ревность и то, как вы с трудом выносите вынужденность пребывания в одном пространстве — меня это убивает.
— Что значит самостоятельности? — Разочарованно пробормотала мама и перевела взгляд на отца. — Кто тебе вбил в голову эту дурь? Он?
— Прости меня, мамочка. — Я подошла к ней ближе, присела и взяла за руку. Ее ладонь была теплой и сильной. — Из-за болезни тебе пришлось полностью удариться в уход за мной. Но теперь ты свободна. Понимаешь? Займись собой, выйди снова на работу, найди занятие по душе. Пора оживать. — Погладила по руке нежно, пытаясь унять дрожь в ее теле. Но в глазах мамы по-прежнему стоял ужас. — Я не собираюсь уходить прямо сегодня, но это обязательно случится. Может, через пару недель или месяц. Я уйду. И хочу, чтобы ты приняла это как данность.
— Ты слышишь? — Мама не смотрела на меня. Тяжело дыша, она метала молнии в мужа. — Чарльз, ты слышишь свою дочь? Что за бред?
— Это не такая уж плохая идея, Лиз, — донесся до нас его осторожный голос, — Эмили ведь уже большая девочка.
— Вот, значит, как ты заговорил… — она смотрела разочарованно, — как всегда рад тому, что с тебя снимают обязанности? А ничего удивительного: тебе всегда было плевать на ребенка!
Я поцеловала ее ладонь, заставив на секунду замолчать, а затем встала.
— И куда? Куда ты пойдешь? — Глядя на меня, как на предательницу, жалобно запричитала она.
— Не знаю. — Пожала плечами.
— Даже не думай. Я тебе не позволю. — Фыркнула. — Нет, вы посмотрите. Как только легче стало, мать стала не нужна. Так получается? Так?
Ее трясло.
— Лиз, ты просто взгляни на это с другой стороны.
— С какой? — Почти закричала она. — Какие здесь могут быть стороны? Ты заделал ребенка своей шлюхе и сваливаешь, а я остаюсь одна, и даже дочери своей не нужна!
— Нужна… — Я снова попыталась взять ее за руку, но мама вырвалась.
Принялась ходить кругами по гостиной.
— Вот это благодарность. Вот это награда за все мои бессонные ночи. — Она нервно массировала виски, пока мы с папой испуганно переглядывались. — На одного лучшие годы потратила, на другую… да тьфу! — По ее щеке покатилась слеза.
— Мамочка, успокойся, пожалуйста. Давай поговорим спокойно. Я тебя не бросаю.
— Бросаешь! — Мама посмотрела на меня так, будто совершенно не узнавала.
Мое сердце пустилось стучать так громко, что его непременно должны были услышать все соседи. Пришлось присесть на освободившийся стул, чтобы отдышаться.
— Вот что. — Она застыла у окна и принялась кивать самой себе. — Я пока что твоя мать. И значит, мне решать.
— Господи, Лиз, — попробовал вступиться отец, — она ведь уже совершеннолетняя.
— И? — Резко обернулась мать. — И?!
Он замялся под ее взглядом.
— Пусть сама решает. Мне кажется, ты совсем задавила ее своей диктатур… эм… опекой….
Она злобно прищурилась. Ее губы презрительно скривились при виде его нерешительности.
— Поражаюсь, какие вы все наивные. — Сделала глубокий вдох и победоносно улыбнулась. — И куда же она пойдет? Без жилья? Без денег, которые не в состоянии сама заработать? Может быть, ты ей щедро отвалишь деньжат? А? Тех, что уже отложил на счет своей любовницы. Думал, я ничего не знаю?
— Мама… — попросила я.
Она набрала в грудь больше воздуха, приготовившись выплюнуть в отца очередную порцию гадости, но чуть не захлебнулась собственной желчью, услышав:
- Есть еще трастовый фонд моей матери, Лиз. Она завещала свои средства Эмили. Дочь может распорядиться ими, как пожелает по достижению совершеннолетия, помнишь? Сумма небольшая, но…
— Предатель! — Мать коршуном налетела на него и толкнула ладонями в грудь. — Всегда был предателем, им и останешься!
Это уже слишком. Сумасшедший дом какой-то.
Встав, я побрела в свою комнату и легла на кровать.
Возможно, в этом действительно была доля моей вины. Память еще хранила воспоминания о тех мужчине и женщине, которые с радостью проводили время вместе, с удовольствием делили ужин, смеялись и целовали друг друга при встрече и на прощание. О тех родителях, которые делали представление своего ребенка о семье идеальным.
Я не винила маму. Проблемы, напряжение и усталость сделали ее угрюмой и нервной. А роман отца на стороне окончательно выбил почву из-под ног. Наверное, любой на ее месте не хотел бы потерять то, за что так отчаянно цеплялся много лет — свое дитя, боровшееся и не без помощи родителей почти победившее смерть.