Я и Он - Альберто Моравиа

"— Доверь это дело мне, — встревает "он".

— А вот этого я и хотел бы избежать, — огрызаюсь я.

— Положись на меня. Обещаю, что бесценная влага не прольется понапрасну, если тебя пугает именно это.

— Ничего меня не пугает, только…

— Доверь это дело мне.

— Как прикажешь тебя понимать? Ты что, хочешь говорить с ней напрямую? — Во-во".

Ну что ж, пусть, в кои-то веки раз. Мысленно я отхожу в дальний угол и как бы со стороны наблюдаю за поучительной сценкой, в которой участвуют эти двое. Вот она. "Он" с ходу бросается в наступление с помощью жалкого, избитого приемчика: — Меня зовут Федерико. А тебя? — Ирена.

— Ирена — красивое имя. Ты знаешь, что по-гречески оно означает "мир"? Черт, откуда "он" знает? Как пить дать, у меня слизнул.

— "Мир"? — переспрашивает Ирена. — А я и не знала. Как, говоришь, тебя зовут? — Федерико. Зови меня просто Рико.

— Хорошо, Рико. Как жизнь, Рико? — В данный момент прекрасно, потому что я рядом с тобой.

Клоун! Пошляк! Такое может выдать какой-нибудь неотесанной служанке разве что новобранец в увольнении. Ирена отвечает спокойным, чуть ироничным голосом: — Спасибо, ты очень любезен.

Следует короткая пауза. Затем "он" спрашивает: — К уда мы едем? — Ко мне.

— А где ты живешь? — В районе ЭУР.

— Чудесный район: тихий, много зелени.

— Да, зелени много.

— И улицы там широкие — ставь машину где хочешь.

— Да, район очень удобный, хоть и на окраине.

Не могу про себя не усмехнуться. Этот самонадеянный господин Положись-на-меня не в состоянии выйти за рамки мещанского разговора. Впрочем, кажется, я заклеймил "его" слишком рано. Ни с того ни с сего "он" меняет тон: — Меня действительно зовут Федерико. Но у меня есть и другое имя.

— Прозвище? — Не совсем. Это, скажем так, мое тайное имя.

— Тайное? — Да, потому что оно имеет отношение к некоей тайне.

— Тайне? — Ирена, я могу быть с тобой до конца откровенным? — Конечно, можешь, Рико.

— В общем, скажу без ложной скромности, ибо это чистая правда: я на редкость щедро одарен природой. Понимаешь? — Кажется, понимаю. А может, и не очень. Нельзя ли яснее? — Яснее? Ну, так знай: мой член намного превосходит обычные размеры.

— Ой, не надо! Превосходит обычные размеры? — Намного превосходит.

— Да откуда ты знаешь? На глаз, что ли, прикинул или как? — Я сравнивал его со средними размерами и понял, что мой член — нечто из ряда вон выходящее.

— А как ты разузнал, какие размеры средние? — Я советовался с приятелем: он врач и осматривает призывников на комиссии.

— Теперь понимаю. Ну конечно, могла бы и сама догадаться. И какие же у тебя размеры? — Двадцать пять сантиметров в длину, восемнадцать в окружности и два с половиной килограмма весу.

— Ты его еще и взвешивал? — А то.

— Как это ты сумел? — Встал на цыпочки и положил на медную чашку кухонных весов.

— И эти твои размеры превосходят средние? — Намного.

Что и говорить, после этакого салонно-мещанского зачина "он" встрепенулся и теперь, к моему удивлению и стыду, несется вперед на полных парах. Ирена, не отрываясь от дороги, спрашивает все тем же спокойно-ироничным тоном: — Ты, кажется, говорил, что у тебя есть и тайное имя, которое имеет отношение как раз к этим невероятным размерам. Что же это за имя? Черт бы "его" побрал! Ни стыда ни совести! Хоть бы знал меру! Все готов выболтать! Без остатка! Вот вам, пожалуйста, и ответ: — Значит, так, зовут меня Федерико, это ты уже знаешь. Но на самом деле внутри меня уживаются два существа: я и "он". Я — это… я. А "он" — это, стало быть, "он". Так вот, чтобы окончательно не запутаться, меня зовут Федерико, лучше просто Рико, ну а "его" я зову Федерикус Рекс.

— Федерикус Рекс? Это еще что за птица? — Федерикус Рекс, то бишь Фридрих Прусский, тот самый знаменитый король-победитель. Его, кстати, Фридрихом Великим нарекли. Чувствуешь, куда клоню? — Кажется, чувствую.

— Конечно, логичнее было бы прямо так "его" и назвать: Федерико Великий. А что: я ростом особо не вышел, зато "он" вымахал будь здоров. Но Федерикус Рекс мне все равно больше нравится. По крайней мере звучит поэтичнее. Федерико Великий — это как-то в лоб. Великий — этим все уже сказано, и никаких тебе неожиданностей. А вот Федерикус Рекс — вроде бы сказано, а вроде бы и нет: величие остается в тени и выступает некая царственность Еще бы, ведь именно женщины и натолкнули меня на мысль окрестить "его" Федерикус Рекс. Они называли "его" "королем" или даже "королем королей", как древних персидских императоров. Вполне естественно, что в конце концов я дал ему имя Федерикус Рекс: надо же было провести между нами различие! Теперь понимаешь, в чем тут соль? — Теперь да.

— Женщины от "него" без ума, хотя некоторые не хотят в этом признаться. Знаешь, как они иногда "его" величают? — Нет.

— Только представь себе: Ваше Высочество, Ваше Длиннючество, Ваше Толстучество, Ваше Величество и так далее в том же духе. Наивные женские шалости! — Почему бы и не пошалить? — Можно и пошалить — главное не в этом, а в том, что "его" исключительность — вовсе не плод моего воображения. Факт есть факт, желающие могут воочию убедиться. Правда, иногда просто не знаешь, как с "ним" быть.

— Как недавно в банке, да? Я видела, ты "им" все время манипулировал.

— "Он" и вправду слишком бросался в глаза, вот я и пытался как-то сдержать, обуздать "его". Надо тебе сказать, что "он" крайне нетерпелив, а временами и вовсе не допускает возражений.

— Как и все короли, не так ли? — Ха-ха-ха! Что верно, то верно: короли — они такие. Вот сейчас, к примеру, знаешь, чего "он" хочет, даже требует от меня? — Чего? — Чтобы ты вела машину одной рукой, а другой сжала бы "его" сильно-сильно, как только можешь.

Вот так раз! Ничего не скажешь, шпарит без остановок. Прет напролом! Легко и смело: все "ему" нипочем! Мне никогда не сравняться с "ним", никогда. Впрочем, не оченьто и нужно: каждому свое. Но… но… но… Внезапно "его" неумеренный пыл остужается безжалостным холодным душем. После минутного молчания Ирена отвечает сухо: — Я не привыкла вести машину одной рукой.

— Да брось ты! — А еще я не привыкла расшаркиваться перед всякими там королевскими особами.

Бац! Срыв! Падение! Становится ясно: Ирена польстила "его" безудержному честолюбию, "он" клюнул на эту приманку, а теперь она резко поставила "его" на место.

"— Ну что, господин Положись-на-меня, — насмешливо замечаю я, — получил свое? Опять осечка, опять по уши в дерьме? Надеюсь, не будешь возражать, если я продолжу эту партию, которую ты так бездарно продул?" Не отвечает. От стыда все слова, поди, улетучились. Что ж, молчание — знак согласия, и я обращаюсь к Ирене с непринужденной любезностью: — Что это мы все обо мне да обо мне? Расскажи лучше что-нибудь о себе — А мне нечего рассказывать.