Ледяной укус - Райчел Мид

Она снова атаковала меня, и снова я отклонилась лишьнастолько, чтобы она не достала меня. Так пошло и дальше. Практически она недала мне ни малейшего шанса перейти к нападению. Или, может, у меня не хваталонавыков нападать в такой ситуации. Я только и делала, что защищалась —физически, по крайней мере. С чувством зависти я вынуждена была внутреннепризнать — она хороша. По-настоящему хороша Но говорить ей этого я несобиралась.

— Ну так что? — спросила я. — Таков твойспособ компенсировать недостаток материнского внимания?

— Это мой способ расшевелить тебя. Ты только и делаешь,что переступаешь с ноги на ногу. Драться будешь? — Она выбросила впередкулак и ударила меня в предплечье. — Тогда давай драться. Очко.

— Очко, — признала я, продолжая придерживатьсяпрежней тактики. — Я не хочу драться. Я просто пытаюсь поговорить с тобой.

— Огрызаться на меня на уроке — не называетсяразговором. Очко.

На этот раз я заворчала. Едва начав заниматься с Дмитрием, яжаловалась, что нечестно заставлять меня драться с тем, кто выше на фут. Онзаметил, что мне предстоит драться со стригоями, большинство которых выше меня,а старая пословица верна: размер значения не имеет. Иногда я думала, он простодает мне ложную надежду, но, глядя сейчас на свою мамочку, начала верить ему.Мне как-то никогда не приходилось драться с тем, кто ниже ростом. Я была однойиз очень немногих девушек в классе и прониклась убежденностью, что всегда будуниже и стройнее своих противников. Однако мать была ниже ростом и не имеланичего, кроме жестких, плотных мышц.

— У меня цросто такой уникальный стиль общения, вот ивсе, — сказала я.

— Тебя снедает мелочное подростковое заблуждение, чтопоследние семнадцать лет с тобой обходились несправедливо. — Она удариламеня ногой в бедро. — Очко. На самом же деле с тобой обращались не хуже,чем с другими дампирами. Фактически даже лучше. Я могла отослать тебя жить смоими кузинами. Ты хотела бы стать кровавой шлюхой? Именно этого ты хотела?

Выражение «кровавая шлюха» всегда заставляет менявздрагивать. Его обычно применяют к матерям-одиночкам из числа дампиров,которые предпочли не становиться стражами, а растить своих детей. У этих женщинчасто случаются кратковременные любовные связи с моройскими мужчинами, за чтоих все презирают — хотя и понимают, что ничего другого у них быть не может,поскольку женятся моройские мужчины обычно на моройских же женщинах. Самовыражение «кровавая шлюха» основано на том факте, что некоторыеженщины-дампиры, занимаясь сексом, позволяют мужчинам пить свою кровь. В нашеммире можно пить только человеческую кровь. Когда такое позволяет дампир, этосчитается грязным и извращенным, в особенности во время секса. Полагаю, насамом деле так поступают лишь немногие женщины-дампиры, но, как часто бывает,выражение совершенно несправедливо применяется ко всем. Когда мы были в бегах,я давала свою кровь Лиссе, и, хотя этого требовала необходимость, клеймо всееще оставалось на мне.

— Нет. Конечно, я не хотела бы стать кровавойшлюхой. — Мое дыхание участилось. — И они вовсе не все такие.

— Они сами создали себе такую репутацию, —проворчала она. Я увернулась от удара. — Им следовало выполнять свой долгстражей, а не развлекаться и заводить случайные связи с мороями.

— Они растят своих детей! — Мне хотелосьвыкрикнуть эти слова, но жаль было зря расходовать кислород. — То естьделают то, о чем ты понятия не имеешь. Кроме того, чем, собственно, тыотличаешься от них? Что-то я не вижу кольца на твоем пальце. Разве мой папа небыл для тебя просто «случайной связью»?

Ее лицо окаменело, что говорило о многом, учитывая, что онауже избивала свою дочь.

— А вот это, — натянуто сказала она, — изразряда того, о чем ты понятия не имеешь. Очко.

Я вздрогнула от удара, но порадовалась тому, что сумелазадеть ее за живое. Я действительно понятия не имею, кто мой отец, он турок —вот единственное, что я знаю. Пусть у меня соблазнительная фигура и красивоелицо матери — хотя я не без самодовольства могу утверждать, что сейчас ягораздо красивее, — но у меня смугловатая кожа, темные волосы и глаза.

— Как это произошло? — продолжала я. — Тебянаправили в Турцию? Ты встретила его на местном базаре? Или случилось что-тоболее недостойное? Может, ты проштудировала всего Дарвина и отобрала парня,способного передать твоему потомству гены воина? В смысле, мне известно, я утебя появилась только потому, что того требовал долг. Полагаю, ты приложила всеусилия, намереваясь вручить стражам лучший экземпляр, на который была способна.

— Розмари, — предостерегающе сказала она сквозьстиснутые зубы, — хотя бы раз в жизни, заткнись.

— Почему? Разве я порочу твою драгоценную репутацию?Сама сказала мне: ты ничем не отличаешься от других дампиров. Ты просто поимелаего и…

Недаром говорят: «Гордыня до добра не доводит». Я быланастолько захвачена собственной победоносной дерзостью, что перестала следитьза своими ногами и оказалась слишком близко к красной линии. Переступить черезнее означало лишнее очко не в мою пользу, поэтому я постаралась не сделатьэтого и одновременно продолжала увертываться от матери. К несчастью, удалосьлишь одно. Ее кулак обрушился на меня быстро и сильно — и, самое главное, чутьвыше того уровня, который, согласно правилам тренировочных боев, считаетсядопустимым. Он врезался мне в лицо с силой небольшого катка, и я упаланавзничь, больно ударившись о пол сначала спиной, а потом головой. И менявыбросило за линию. Проклятье!

Боль расколола затылок, из глаз посыпались искры. Матьмгновенно склонилась надо мной.

— Роза? Роза? Ты в порядке?

Ее голос звучал хрипло и яростно. Мир вокруг поплыл.

Потом появились какие-то люди, и я оказалась в академическойбольнице. Там мне посветили в глаза и начали задавать совершенно идиотские вопросы.

— Как тебя зовут?

— Что?

Я сощурилась от яркого света.

— Назови свое имя.

Я узнала доктора Олендзки.

— Вы знаете мое имя.

— Я хочу, чтобы ты произнесла его.

— Роза. Роза Хэзевей.

— Ты помнишь, когда твой день рождения?

— Конечно. Почему вы задаете такие тупые вопросы? Выпотеряли мою историю болезни?

Доктор Олендзки раздраженно вздохнула и отошла, унеся ссобой режущий глаза яркий свет.

— Думаю, с ней все нормально, — сказала онакому-то. — Я хочу подержать ее здесь до конца школьного Дня, желаяубедиться, что сотрясения мозга нет.

Весь день я то спала, то просыпалась. Доктор Олендзкипродолжала приставать ко мне со своими тестами. Еще она дала мне пузырь сольдом и велела прикладывать к лицу. Когда уроки в Академии закончились, онасочла возможным отпустить меня.