В тени баньяна - Вэдей Ратнер

– Окажись эта лягушка подо мной, ей бы уже пришел конец! – Папа заухал, как гиббон. – Подумать только, у нас на ужин могло быть чучело лягушки! Вот так деликатес!

– До чего ты глупый! – рассердилась мама, но тут же, не удержавшись, захихикала сама.

Папа не стал возражать. На него нашло безудержное веселье, словно, оказавшись на природе, он превратился в дикаря. Веселье это было заразительно. Вскоре все – Бабушка-королева, тетя Индия, Тата – смеялись вместе с нами. Даже Радана – вот уж кто точно ничего не понял – радостно зафыркала и принялась скакать на месте, как будто она одна уловила иронию в папиных словах. Глядя на сестру, папа захохотал громче прежнего.

Наконец, не в силах больше смеяться, папа взял себя в руки. Хлюпая носом и вытирая слезы, он выпрямился и поднял с земли укатившийся кокос.

– Хочешь, милая? – спросил он у мамы, изо всех сил стараясь говорить серьезно. – Очень вкусно, правда, я вовсе не хвастаюсь! – Он было заухал снова, но под маминым строгим взглядом быстро перестал и повернулся ко мне: – Будешь?

Я кивнула. Кокосовый сок пробудил аппетит.

Пока мы шли через остров, солдаты разрешили нам сделать всего одну короткую остановку, чтобы поесть. Они раздали всем по порции риса с жареной рыбой – от Организации, сказали они. Я тут же представила, будто Организация – это такая толстая кухарка, вроде нашей Ом Бао, которая сидит где-то на кухне и заворачивает рис и рыбу в листья лотоса, и вокруг нее – целые горы зеленых свертков. Где же теперь это ненасытное божество? Пожирает нашу еду?

Папа отделил белую мякоть от скорлупы и разломал ее на кусочки, которые нанизал на прутья и раздал каждому из нас. Мы держали прутья с кусочками кокоса над огнем, выбивавшимся из-под кастрюли с рисом. Какой аромат! Я вдыхала его до боли в груди. Когда мой кусочек был готов, я сняла его с прута и с жадным удовольствием стала грызть лакомство.

Большой Дядя принес еще два кокоса, близнецы тоже притащили по одному. Мы накинулись на добычу и быстро разделались с ней, пока ждали ужина.

– Внимание! – выкрикнул командир. Он встал посреди лагеря, остальные солдаты собрались позади него. Свет от костров и тень сменялись на его лице, как маски. – Завтра вас доставят в новый пункт назначения…

Люди подходили ближе, чтобы послушать.

– Новый пункт? – прервал командира какой-то мужчина. – А дом? – Он поднялся со своего места, дрожа от негодования. – Когда мы вернемся в Пномпень?

– Вы не вернетесь назад, – рявкнул «красный кхмер». – Вы начнете новую жизнь…

– Что значит «новую жизнь»? – спросил еще кто-то.

– А как же наши дома? Что мы будем делать здесь, в этой глуши? Мы хотим вернуться в город! Хотим домой! – рассвирепев, кричали остальные.

– В городе никого нет! – взревел командир. – Возвращаться некуда! Ваш дом теперь там, где скажем мы!

– Но нам сказали, мы сможем вернуться, – возразил зачинщик. – Вы говорили, три дня. Три дня! Прошло больше трех дней! Мы хотим домой!

– Забудьте про дом! Вы начнете все заново, здесь – в деревне!

– Здесь ничего нет! С какой стати мы должны перебираться сюда?

– Это приказ Организации.

– Организация, Организация! – донеслось из толпы. – Что или кто это вообще – Организация?

– Да, скажите, кто они! Мы хотим знать их в лицо!

– Перестаньте нас обманывать!

– Точно, хватит с нас вашего краснокхмерского вранья!

В ночном небе грянул выстрел.

Голоса смолкли. Все замерли на месте. Командир опустил пистолет.

– Будете делать что велят, ясно?

Он ждал. Ответа не последовало. Толпа вызывающе молчала.

– ЯСНО? – прорычал командир, размахивая винтовкой перед стоявшими в ряд людьми.

Пробормотав в ответ что-то невнятное, все покорно кивнули.

– ХОРОШО! – Он опустил оружие и уже собирался уходить, как вдруг обернулся и крикнул тем, кто осмелился ему перечить: – Мы – солдаты Революции, еще раз скажете «красные кхмеры» – вас расстреляют.

И он зашагал прочь.

Лагерь погрузился в молчание, но люди еще долго не могли уснуть.

Армейский грузовик, похожий на груду металлолома, полз к лагерю. В воздухе завоняло горючим и жженой резиной. Командир возник снова.

– Сейчас вас разделят на две группы, – объявил он в рупор. – Тех, у кого есть родственники в окрестных городах и деревнях, отправят к ним. Если это далеко отсюда, поедете на повозке, если близко – пойдете пешком. Тех, у кого родственников поблизости нет, заберет грузовик. Будете двигаться дальше, пока не поступят новые указания от Организации.

Наспех позавтракав, мы собрали вещи и приготовились отправиться в путь. Пришли новые солдаты Революции и начали делить людей. У нашей семьи в этих краях никого не было, и мы оказались в группе, за которой приехал грузовик. Вблизи эта громадина производила еще более жуткое впечатление. Заляпанный грязью пол, помятые железные сиденья, прожженный брезентовый навес, изрешеченные пулями борта. Передних дверей нет – наверное, оторвало взрывом. Машина как будто побывала в аду и, видимо, собиралась туда вернуться, прихватив с собой и нас.

– Не волнуйся. – Папа взял меня на руки и прижал к себе. – Я рядом.

Мы залезли в кузов. Я с грустью оглянулась на повозки, которые мы видели по дороге к грузовику. Вот бы нас везла повозка, а не это израненное чудовище… В грузовик начали подниматься другие семьи. Сперва одна, потом две, потом три, а за ними – разом целая толпа. Наконец, когда в кузов втиснулся последний человек, грузовик загудел, словно древний боевой слон, и тронулся в путь.

Сначала дорога была охвачена ярким пламенем цветущих огненных деревьев[24] – как будто кто-то принес в дар богам пылающую стихию. Потом по обеим сторонам вырос густой лес. Мы видели только деревья и небо. Иногда за деревьями мелькала вода. Несколько раз нам попадались молодые деревца, растущие прямо посреди дороги, – похоже, машины здесь давно не ездили. Наш водитель и четверо солдат Революции – двое ехали в кабине, двое – на крыше – по очереди спускались и топором расчищали путь. Если поросль оказывалась упрямой или слишком буйной, на помощь приходили все остальные. Проезжая мимо рисовых полей, мы часто останавливались, чтобы пропустить стадо коров. И всегда какая-нибудь корова застывала на дороге, вытаращив на нас свои глупые глаза, и стояла так, пока пастух – обычно мальчик, возникавший, как по волшебству, из ниоткуда – единственная живая душа в округе – не отводил ее на обочину. Мы всё ехали и ехали, и на нашем пути, как в калейдоскопе, сменяли друг друга деревни.